В марте 1565 года Филипп попросил Меньендеса составить отчет о положении дел во Флориде. Когда экспедиция тронулась в путь, королевский ставленник в ответном письме сообщил, что не только французские, но также английские и португальские «пираты» оказывают нежеланное внимание этой области‹‹371››.

Меньендес покинул Кадис в июле 1565 года, имея на борту 995 солдат и 117 labradores, то есть поселенцев и членов их семей. Еще больше добровольцев присоединилось на Канарских островах, так что в конце концов под его командой оказалось 2600 человек и двадцать шесть кораблей. Ему уже случалось бывать за океаном, поэтому он хорошо знал, чего можно ожидать.

В религиозных вопросах он был настоящим фанатиком. Так, он считал, что еретики-протестанты и американские аборигены во Флориде разделяют одни и те же «сатанинские» убеждения. Еще он твердо верил в существование северо-западного прохода из Атлантики в Тихий океан («Южное море», как называли последний в тогдашней Европе). Если, что виделось ему вполне вероятным, французы и вправду обосновались во Флориде, следовало послать против них карательную экспедицию из четырех галер с 1000 человек экипажа, включая солдат, матросов и четырех иезуитов. А обойдется это все приблизительно в 50 000 дукатов.

Карибский регион, как представлялось, находился под постоянной угрозой вторжения, особенно со стороны французов. Количество разграблений Сантьяго-де-Кубы и Гаваны французами в 1540-х годах было поистине скандальным. В 1550 году французский флот даже сжег Финистерре в испанской Галисии, похитив двадцать шесть местных жителей и убив четверых: французский капитан признался, что направлялся в Индии. В одном из своих докладов королю Меньендес де Авилес объяснял, как французы, имея всего четыре корабля, годом ранее разорили богатейший Санто-Доминго и опустошили жемчужный остров Маргарита. Затем, в 1555 году, другой французский «пират» Жак де Сор, который вдобавок оказался ревностным лютеранином, захватил Эль-Морро, мыс, что доминировал над гаванью Гаваны. Хуана де Лобер, капитана крепости, захватили в плен, а Гонсало Пересу де Ангуло, губернатору Кубы, пришлось искать убежище за пределами города.

Куба всегда оставалась своеобразной колонией‹‹372››. Ее индейское население резко выросло, как и небольшое первоначально число испанских поселенцев. Острову разрешили отложить введение новых законов 1542 года. Город Гавану переместили с юга на северное побережье острова, чтобы облегчить возможность встречи для судов с сокровищами Америк из Портобело и Веракруса. Эти суда должны были встречаться в море и дождаться военного эскорта, которому надлежало охранять их на пути в Испанию мимо Багамских островов, по воле ветра и доброжелательного Гольфстрима. В Гаване имелась великолепная гавань, достаточно большая, чтобы принимать сотни кораблей, а ее устье со стороны моря сужалось, что существенно облегчало оборону.

Защитные сооружения Гаваны восстановили после отбытия Сора, причем всю тяжелую работу, как обычно, возложили на африканских рабов‹‹373››. Вскоре должны были появиться три форта для защиты столицы (которой город постепенно становился) с гарнизоном до 400 человек. Также началось строительство нового собора, а в скором времени в Гаване основали три монастыря — монастырь Святого Франциска сохранился по сей день и является одним из триумфов архитектуры в Карибском бассейне. На острове в недалеком будущем станут проживать примерно 600 человек испанского происхождения и несколько тысяч чернокожих рабов‹‹374››. Более 1000 судов швартовались в Гаване с 1571 по 1600 год‹‹375››. На протяжении столетия эта гавань являлась отправной точкой для путешествия в Индии (la carrera de Indias), благодаря в первую очередь флотам, вывозившим сокровища Америки‹‹376››.

Меньендес де Авилес знал, что в здешних землях встречаются опасности похуже нападений корсаров. Например, в самом городе Санто-Доминго и поблизости от него проживало 50 000 чернокожих рабов и всего 4000 испанцев. Посему риском восстания рабов здесь никогда не пренебрегали. Меньендес также отмечал в своих докладах, что все пуэбло Индий «лишены укреплений и артиллерии». Кроме того, возникла проблема следующего свойства: «Если где-либо проживают совместно две сотни человек, лишь около пятидесяти из них будут подданными Вашего Величества. Остальные суть португальцы, ливанцы, греки, марсельцы, фламандцы, немцы, воистину люди всех языков… Поскольку они ни в коей мере не намерены служить Вашему Величеству, то позволяют каждому корсару под солнцем высаживаться на берег и причинять нам немалый урон». Меньендес далее утверждал, что ни в одном из городов в испанских Индиях не сделано ровным счетом ничего для укрепления обороны. Отсутствовали даже частоколы. Ввиду новых угроз он предлагал принять неотложные меры, в том числе вооружить испанские торговые суда и создать настоящий боевой флот‹‹377››.

Между тем Гавана быстро росла. Ее значение для флота, перевозившего сокровища, не подвергалось сомнению, и мало-помалу она становилась шумным и буйным городом. Один кубинский историк обратил внимание на большое количество стряпчих, в котором увидел верный признак процветания‹‹378››. Другие исследователи указывают на обилие китайского фарфора в Гаване, равно как на экстравагантность театральных представлений, балов и иных развлечений. Знаменитый авантюрист Фрэнсис Дрейк угрожал Гаване в 1586 году, но к тому времени город сделался уже слишком хорошо защищенным для того, чтобы враг мог высадиться на берег, не говоря уже о разграблении.

Что касается планирования экспедиции во Флориду, король Филип согласился с предложением Меньендеса о необходимости строительства дополнительных укреплений и уполномочил своего друга, в качестве аделантадо, приступить к таковому строительству по прибытии в Северную Америку. Миссионерство Католической церкви также считалось необходимым условием успеха этого плана. В дополнение к четырем иезуитам, упомянутым выше, испанский флот имел на борту кораблей десяток или дюжину монахов и священников из других религиозных орденов. Предполагалось, что проконсул (вице-король) воспользуется поддержкой аристократии родной Астурии. Меньендес согласился лично профинансировать четыре сабры (небольших прибрежных судна), шесть шлюпов и наем 500 человек. Из них сто были крестьянами, еще столько же моряками, а остальные — каменщиками, плотниками, кузнецами, цирюльниками и хирургами. Всех вооружили аркебузами, арбалетами и щитами. Двести мужчин плыли вместе с женами, что свидетельствовало о намерении Испании создать постоянную колонию. Пять сотен африканских рабов предназначались для действительно тяжелой работы.

Чтобы перевезти такое количество людей, Меньендес де Авилас собирался плыть на 900-тонном галеасе «Сан-Пелайо»‹‹379››, вмещавшем 300 человек и большие объемы груза. Этот быстроходный корабль имел отличную орудийную палубу и отменно управлялся. После завершения экспедиции во Флориду «Сан-Пелайо» предстояло пойти в Новую Испанию. Меньендесу посулили 15 000 дукатов при условии, что он тронется в путь до конца мая 1565 года. Полномочия аделантадо сохранялись на два поколения — для него и для его сына или зятя. Еще казна обязалась выплачивать ему по 2000 дукатов в год для восполнения затрат на финансирование должностей губернатора и капитан-генерала. При желании он мог назначить себе заместителя и наделить того властью, уступавшей лишь его собственной. Меньендес также был вправе распределять землю во Флориде под плантации, фермы и загоны для скота, но без какого-либо ущерба для индейцев, там проживающих. Ему самому полагалось двадцать пять квадратных миль земли, которые он мог бы обрабатывать на поддержку своего маркизата. Как обычно, все права на подземные месторождения минералов сохранялись за короной. Меньендесу давалось разрешение вести для себя два промысла, рыболовный и добычи жемчуга, и иметь в своем распоряжении два галеона водоизмещением до 600 тонн каждый, а еще две пинассы[74] и шесть шлюпов. Всем этим судам дозволялось прямое плавание до Канарских островов без обязательного досмотра в Севилье или Санлукаре. Любой иноземный корабль, захваченный Меньендесом, доставался проконсулу, но треть груза надлежало передать короне. При этом от Меньендеса ожидалась оплата всех расходов на экспедицию и предполагалось, что он получит долю прибыли от похода.