Теперь, когда решение было окончательно принято и все, что оставалось, это ждать, Инга была собой недовольна. Зачем она так легко согласилась? Это выглядит так, как будто она отчаялась. Антон подумает, что она только и мечтала, чтобы он ей написал, а ведь Инга почти не вспоминала о нем все эти месяцы.

Кроме того, что они, и правда, будут делать, когда он придет? Инга несвободна. Раз Антон написал, то, надо думать, со своей прошлой любовью он разобрался, только Инге теперь не было от этого никакого проку. Выходит, в лучшем случае она потешит свое самолюбие тем, что он не смог ее забыть, но одновременно и огорчится, ведь перспектив у них нет.

Хотя почему нет? Разве она находится у Ильи в кабале? Ей ведь ничего не мешает уйти от него в любой момент. Одно дело было уходить в никуда – этого ей не хотелось, но совсем другое – к человеку, который ей по-настоящему нравится.

Не торопи события, строго сказала себе Инга. Во-первых, пока даже неясно, зачем Антон предложил встретиться. Во-вторых, нельзя забывать, как они расстались в прошлый раз. Довольно сомнительный задел для отношений.

Она усилием воли вернула себя к инстаграму. Так она надумает бог знает что, лучше уж просто рассматривать картинки.

– Привет, – услышала она и, прежде чем подняла голову, поразилась: какой, оказывается, у Антона приятный голос и как она совершенно об этом забыла.

– Привет, – сказала она, наконец встречаясь с ним взглядом.

Она забыла кое о чем еще и в первую секунду почувствовала себя оглушенной – даже не столько от его привлекательности, сколько от собственной растерянности. Инга-то думала, что хорошо помнит, как он выглядит. По отдельности она и правда хорошо помнила – светлые прямые волосы, тонкая переносица, улыбка чуть-чуть кривая и оттого как будто нахальная. Но от всего вместе у Инги перехватило дух и возникло ощущение, словно ее огрели по затылку.

Антон сел не напротив нее, а рядом, Инга отметила это про себя. Он тоже заказал «Олд фэшн», и она старалась не слишком на него пялиться, когда он брал стакан в руки и подносил к губам. Инге казалось, что все ее мысли написаны на лице. Поначалу они болтали ни о чем, и хотя она боялась, что не сумеет притвориться, будто между ними ничего не произошло, она довольно быстро увлеклась разговором. Инге было весело и легко. Они заказали по второму коктейлю, и когда Антон чуть-чуть посерьезнел, явно приготовившись заговорить о чем-то важном, Инга почти взмолилась, чтобы он не делал этого.

– Так глупо получилось в прошлый раз, – сказал Антон, решительно глядя на нее. Инга отвела глаза. – Я потом не мог себе простить, что дал тебе уйти и вообще повел себя как идиот. Думал написать тебе на Новый год, но потом решил, что тогда тебе уж точно будет не до меня. В общем, как видишь, мне потребовалось много времени, чтобы набраться смелости, – что вообще-то тоже глупо, потому что, возможно, я уже упустил шанс. Но сегодня я решил: будь что будет.

Он замолчал, не задав никакого прямого вопроса. Инга вспомнила Новый год и представила, как поступила бы, если бы Антон действительно написал ей. Наверное, и правда не ответила бы, по крайней мере в саму новогоднюю ночь.

– Да, умным твое поведение не назовешь, – сказала Инга, неестественно усмехнувшись. Она знала: вот-вот ей надо будет признаться Антону, что она несвободна, но ей хотелось еще хоть немного оттянуть этот момент.

– Так что, я опоздал? Когда я тебе написал, был уверен, что ты или откажешься, или, скорее всего, вообще не ответишь. Но ты ответила, и я подумал: может, еще не все потеряно?

Инга наконец-то подняла на него глаза. Антон смотрел на нее внимательно и без улыбки, но Инга видела, как на его лице проступает радость – в глубине души он был уверен, что не опоздал, что ее согласие встретиться означало ее согласие вообще. И что-то в ней вдруг перевернулось. Как будто правду стало говорить необязательно, потому что правды никакой нет. В голове Антона уже существовала реальность, в которой они были вместе, и ей нужно было только не противиться и позволить себе скользнуть в нее, как в теплую воду.

– Ты не опоздал, – сказала Инга.

Ей запомнилось, что в тот вечер они не принимали решений и ни о чем не договаривались, но все выходило у них так слаженно, словно они были шестеренками внутри механизма и просто не могли действовать по отдельности. Они допили коктейли, расплатились, сели в такси и поехали к Инге домой. Поднялись на второй этаж, держась за руки, зашли в квартиру. Антон повесил их пальто на крючок, они поцеловались – без суматохи и нервозности, словно проделывали все это уже тысячу раз. Двигаясь почти синхронно, они оказались у кровати и легли, одновременно потянувшись, чтобы снять одежду друг с друга. Все происходящее было наполнено такой пронзительной ясностью, что Инга не просто видела, а предвидела – она знала, куда в следующую секунду Антон положит руку или где почувствует его губы. Это не была заученная последовательность действий, какой Инга представляла себе секс на пятом году брака. Скорее, спустя несколько месяцев постоянной неуверенности, которую она испытывала с Ильей, она наконец-то ощущала взаимопонимание.

Это благостное чувство сохранялось и после – они обнимались, и Инга ни секунды не думала о том, как правильно лечь, нужно ей больше придвинуться или, наоборот, отстраниться. Все было легко. Потом Антон встал и принес с кухни воды для них обоих. Потом встала Инга, и они, сидя за кухонным столом, выпили остававшиеся у нее полбутылки вина. Потом они опять занимались сексом.

Засыпая под утро, Инга размышляла, что первый секс никогда не бывает идеален и вообще-то ничего исключительного между ними с Антоном не произошло. Однако по контрасту с той неловкостью, через которую она до сих пор раз за разом проходила с Ильей, сегодня все давалось ей так естественно, что Инга ощущала едва ли не благодарность. Она знала, что это связано не с тем, как ей было хорошо, а скорее с тем, как нехорошо ей было раньше, но все равно чувствовала себя счастливой. Спроси у нее кто-нибудь сейчас, она бы не задумываясь ответила, что влюблена.

Совесть ее молчала. Возможно, это было временно, но Инга не спешила выяснять. Завтра, она подумает обо всем завтра. Сегодня она будет только наслаждаться – за столько месяцев она заслужила такую роскошь.

Вообще-то Инга относилась к изменам строго: она считала их недопустимыми. По этому поводу у нее имелась стройная, на ее взгляд, теория, которой она с удовольствием делилась со своими мужчинами. Инга пафосно говорила, что изменять – значит в первую очередь не уважать и предавать себя: ведь очень унизительно жить в обмане. Если, заверяла Инга, для убедительности прижимая руку к груди, я когда-нибудь захочу секса с другим человеком, это будет значить, что я больше не люблю тебя, и тогда мы немедленно расстанемся.

На самом деле она лукавила: Инга не могла представить, чтобы ей просто захотелось секса. Все ее мужчины были надежно защищены от ее измен ее же собственным нелюбопытством, но она, конечно, не говорила им этого, а сами они, наоборот, склонны были ее ревновать – ведь со всеми, кто проявлял к ней интерес, Инга вела себя очень игриво.