– В бар? – сразу же отреагировал Галушкин.

Мирошина поморщилась.

– Ну почему сразу в бар. Что, других развлечений не осталось?

– Все остальное неинтересно.

– Говори за себя. На квест давайте сходим, например. Кто что делает на выходных?

– Я не могу, – уныло сказал Аркаша, отрываясь от компа и обводя всех взглядом своих младенческих голубых глаз. – У меня мама уехала сестру проведать, мне надо за ее котом присмотреть.

– Ну ты что, за котом круглые сутки присматриваешь? – фыркнула Мирошина. – Это же кот, а не ребенок.

Их отношения с Аркашей после новогодних каникул отчасти нормализовались, но Мирошина продолжала держать его на расстоянии, пресекая любой дружеский контакт холодностью голоса.

– Он плохо переносит одиночество, – виновато пояснил Аркаша.

Инга поймала себя на том, что смотрит на него, презрительно вздернув губу. С тех пор как она завела свой секретный фейсбук, наблюдать за недостатками других стало для нее особым видом мазохистского удовольствия, а игнорировать Аркашину слабохарактерность и вовсе было невозможно. Впрочем, тут же спохватившись, она придала лицу нейтральное выражение, пока никто не заметил.

– И как же ты справляешься, когда на работу ходишь?

– Приходит человек и играет с ним. И фотки мне шлет. Но это только час в день.

– Ты, Аркаш, ненормальный, – постановила Мирошина, и в кои-то веки Инга была с ней согласна. – Так, ну а остальные?

– Я могу, – сказала Алевтина. При этом она продолжала быстро-быстро стучать по клавиатуре и даже не взглянула на Мирошину.

– А я нет, – заявил Галушкин.

Инга видела, что он с вызовом смотрит на Алевтину, явно адресуя свой отказ ей, но та не подняла глаз.

– А у тебя что? Ты же только что в бар хотел.

– А на квест не хочу. И вообще-то у меня дела, – буркнул Галушкин, явно недовольный безразличием Алевтины.

Мирошина вздохнула.

– Ну а ты, Инга? – спросила она.

Инге послышалось, что у Мирошиной даже голос поменялся, когда та обратилась к ней, – до этого он звучал весело и немного капризно, а тут вдруг стал подчеркнуто вежливым.

Инге совершенно не хотелось никуда идти такой компанией, и она уже открыла рот, чтобы отказаться, но в последний момент передумала. Она работала здесь уже полгода, но так и не почувствовала себя своей. То, что Бурматов открыто ей благоволил, не способствовало сближению. Если она заставит себя пережить несколько часов в компании Мирошиной, может, та станет лучше к ней относиться? По крайней мере, ей будет сложнее говорить про нее гадости. Про своих гадости не говорят.

– Не знаю, – наконец ответила Инга. – Наверное, могу.

– Ну вот и отлично, – сказала Мирошина. Тон у нее, однако, был не слишком радостный. – Значит, пойдем женской компанией. Хотите на квест?

– Не, – ответила Алевтина.

Она по-прежнему остервенело печатала. Непонятно было, как она вообще умудряется одновременно участвовать в разговоре.

– Ну, тогда я подумаю еще и напишу вам варианты. Суббота или воскресенье?

– Мне лучше суббота, – сказала Инга.

Вместе с Мирошиной они посмотрели на Алевтину. Та пожала плечами.

– Ну, значит, суббота, – заключила Мирошина.

Они договорились сходить на занятие по керамике – Инга немного удивилась такому выбору, но не возражала. Впрочем, когда наступила суббота, ей вдруг так расхотелось идти, что она подумала в последний момент отказаться. Промучившись полчаса, она тем не менее в конце концов решила быть последовательной и, неохотно собравшись, отправилась в центр.

Они встретились возле метро «Чистые пруды» и пошли по бульвару вниз. Студия керамики располагалась в одном из переулков между Чистыми прудами и Китай-городом – ее нашла, разумеется, Мирошина, и теперь она всю дорогу щебетала о том, как там здорово. Погода стояла отличная, настоящая весна: голубое небо, нежное солнце, деревья как будто в зеленоватой дымке от крохотных, только-только проклюнувшихся листочков. Инге даже жалко было, что они запрутся сейчас в каком-то пыльном подвале и пропустят всю сегодняшнюю красоту.

Опасения ее не оправдались – студия находилась не в подвале, а на третьем этаже, огромные окна выходили во двор, на подоконнике стоял букет нарциссов. Инге, Алевтине и Мирошиной выдали по фартуку, заляпанному краской, и посадили за гончарные круги. Занятие у них вел бородатый молодой мужчина. Когда он закатил рукава, Инга разглядела татуировки на внутренней стороне рук – на одной корабль, на другой кит.

– Какой лапочка, скажите, – засюсюкала Мирошина, когда он отошел. – Такой брутальный и преподает гончарку, ну просто прелесть же.

– Возьми телефон, – пробормотала Алевтина.

Она сосредоточенно пыталась вырастить на бешено вращающемся круге башню из глины, как ей только что показали. Башня не росла, повсюду летели брызги, но Алевтина не сдавалась, подходя к изготовлению кружки с той же сосредоточенной ответственностью, с которой писала пресс-релизы.

– И возьму. Будем с ним как в фильме «Привидение». Я леплю горшок, он накрывает мои руки своими, потом мы занимаемся бурным сексом. – Мирошина захихикала.

Некоторое время все молча занимались лепкой.

– У меня ничего не получается, – с притворным расстройством сказала Мирошина, когда бородатый мастер снова к ним подошел. – Вы мне не поможете?

– Облокотитесь на колени, чтобы зафиксировать положение рук, – велел он. – Вам нужно сжимать глину сильнее. Давайте я вам покажу. Можно?

С этими словами он крепко обхватил ком глины поверх мирошинских ладоней и потянул его вверх. Мирошина так выразительно посмотрела на девушек, что Инга едва не рассмеялась.

– Что делаете на майские? Поедете куда-нибудь? – спросила Мирошина, когда они снова остались втроем.

– Я в Сочи, – сказала Алевтина. – На йога-ретрит.

– Ого, расскажи!

– Да я каждый год езжу. У нас там компания. Йога в гамаках, всякие практики групповые. Еще психотренинги. С нами специально психолог ездит.

– Ой, я тоже хочу. У меня еще никаких планов нет.

– Да там вроде уже все места забронированы, но напиши им, может, кто-то отменится.

– Я вообще сто лет не занималась спортом, – вздохнула Мирошина. – Мне из спортзала вчера позвонили. Светлана Александровна, говорят, мы хотели рассказать про новые предложения по вашему абонементу. Последний раз вы посещали нас в феврале. Ну спасибо, говорю, что напомнили. Вот зачем так делать? Как будто мне и без этого недостаточно стыдно.

– Ну это не столько спорт, сколько погружение в себя, – серьезно сказала Алевтина.

В отличие от Мирошиной ей наконец-то удалось укротить глину на своем гончарном круге и даже придать ей некое подобие формы.