– Я не понимаю, как это работает, – отозвалась Инга. Она предпочитала слушать, нежели говорить, однако помнила, что ее цель – стать «своей». Для этого нужно было хотя бы изобразить интерес к разговору. – Йога меня всегда отпугивала своей эзотерикой. «Ощутите космическую энергию», «откройте сердечную чакру».

– Тут такого нет. Ну, по крайней мере, нам ничего такого не говорят. Мне йога вообще очень помогает. Я иногда даже плачу на занятии.

Инга недоверчиво покосилась на Алевтину. Сложно было поверить, что та вообще может плакать.

– Конечно, помогает, – убежденно согласилась Мирошина. – Я как начала работать в больших корпорациях, сразу почувствовала. Все болезни от психосоматики, поэтому важно не забывать о себе. Спорт, массаж, терапия опять же. Иногда вот что-то делаю руками, как сейчас, чтобы отвлечься. А ты, Инга, чем спасаешься?

«Пишу про вас, дур, в фейсбуке», – подумала Инга, но вслух мрачно сказала:

– Пью.

– Что пьешь? Витамины какие-то?

– Нет. Просто пью.

Алевтина рассмеялась, не отрываясь, впрочем, от своей недолепленной кружки.

– Мило, – прокомментировала Мирошина так, что сразу стало ясно: вовсе это не мило. – Но ты что, правда совсем никак себя не поддерживаешь? И к психологу не ходишь?

Инга будто оказалась на встрече элитного клуба, пропуск в который давали только тем, кто достаточно загнан и пользуется модными средствами, чтобы с этой загнанностью справиться. Она же чувствовала себя до неприличия хорошо, поэтому улыбнулась и пожала плечами – не хожу, мол, что с меня взять.

– Ну ты даешь! – протянула Мирошина. – Видимо, у тебя высокая устойчивость к стрессу. Я раз в неделю хожу. Раньше даже чаще, но сейчас не получается. Я слышала, что в «Гугле» работникам оплачивают психотерапию. Вот бы нам так же. Представляете, что мне недавно моя терапевтка сказала? Бывает депрессия, а бывает дистимия. Это то же самое практически, только полегче переносится. Расстройство настроения. Когда ты вроде вполне работоспособен, легко встаешь по утрам и делаешь дела, но радости не получаешь. Мне кажется, у меня именно оно.

Алевтина продолжала возиться со своей кружкой, а Инга не удержалась и спросила:

– Ты правда считаешь, что плохое настроение – это медицинская проблема?

– Ну, это не просто плохое настроение. Оно уже долго тянется. Изо дня в день. От этого портится качество жизни.

Инга едва заметно поморщилась. Она считала, что большая часть проблем, с которыми люди ходят к психологам, – пустая блажь. Фразы вроде «качество жизни» или «не в ресурсе», на которые она постоянно наталкивалась в фейбсуке, казались ей признаками повышенной саможалости.

Ее выражение не укрылось от Мирошиной. Она спросила:

– А ты не веришь, что длительное плохое настроение может быть признаком клинической проблемы? Может, ты еще и людям в депрессии говоришь: «Надо просто взять себя в руки»?

– Не говорю, – твердо сказала Инга. Она решила не вестись на провокации. – Я не отрицаю депрессию. Просто это все иногда бывает… немного лицемерно. Как будто мелочей и пустяков вообще не осталось, теперь все называется «травма». Люди все время рассматривают себя под микроскопом, и малейшая шероховатость кажется им трагедией. По-моему, так должно быть очень тяжело жить. Проще было бы наплевать иногда.

– Ну почему, наоборот, – вмешалась Алевтина, – мне кажется, так рассуждает только поколение наших родителей. Они привыкли сжимать зубы и превозмогать. Только зачем терпеть боль, если можно сразу ее облегчить и не срывать ни на ком другом? Какая разница, большая у тебя проблема или маленькая, если она доставляет неудобство.

Алевтина говорила очень спокойным голосом – несмотря на то, что они спорили, Инга почувствовала умиротворение. Они изначально сели так, что Алевтина оказалась в центре, заняв стратегическое положение: своей сдержанностью она как будто уравновешивала два полюса.

Инга, однако, решила не сдаваться.

– Мне кажется, настоящая проблема не в том, что людям что-то причиняет неудобство, а в том, что они размышления об этом неудобстве тащат за собой. Обдумывают сто раз, платят деньги, чтобы снова его обсудить, когда гораздо проще было бы просто забить.

Мирошина негодующе фыркнула:

– Ну прекрасно! То есть вместо того, чтобы пойти к специалисту и проговорить, лучше закрыться в себе и двинуться. И где, позволь узнать, грань между большими проблемами и маленькими? Если меня изнасиловали, то можно к психологу, а если в метро облапали – то нет?

– У каждого свой предел, я думаю. Но я не понимаю, например, когда люди говорят: «В детстве родители заставляли меня целовать дедушку, а я не хотела, и теперь у меня проблемы с выстраиванием границ».

Формулировка «выстраивание границ» для Инги была еще одним маркером, что человек слишком любит копаться в себе.

– Ты, Инга, рассуждаешь как в каменном веке, – отрезала Мирошина. – Очень много проблем идет из детства, глупо это отрицать. И это прекрасно, что люди наконец-то начали заниматься своим ментальным здоровьем и говорить на табуированные темы. Мы движемся к здоровому обществу, где переживания не обесцениваются.

– Да я не против, – примирительно сказала Инга, которой надоело спорить. – Просто все почему-то забывают о личной ответственности. Так много говорят о «субъектности», а когда потом рассказывают о своей травме, кажется, что они как перекати-поле – их носило туда-сюда, нехорошие люди делали плохое, все кругом виноваты, а они вообще ни при чем.

Мирошина выглядела так, как будто сейчас взорвется от негодования.

– Ладно, ладно, – поторопилась сказать Алевтина. – Давайте закончим этот спор. У всех разный опыт. Ты, Инга, так и не сказала, что делаешь на майские? Поедешь отдохнуть?

Инга помолчала, прежде чем ответить.

– Нет, не поеду. Сразу после майских везу журналистов в пресс-тур. – Инга подумала еще и добавила: – В Париж.

Мирошина уставилась на нее, и даже Алевтина оторвалась от своей поделки и изумленно на нее посмотрела. По этому взгляду Инга мрачно констатировала, что с надеждой стать «своей» пора завязывать.

– А разве не ты должна была ехать в Париж? – спросила Мирошина у Алевтины, не сводя с Инги глаз.

– Да это давно было, мы ни о чем тогда не договаривались, – задумчиво ответила Алевтина. – Я только удивляюсь, как я об этом не знала. Я же начальница отдела. Тебе Бурматов поручил?

Инга кивнула. Она немного смутилась.

– Я не знала, что ты собиралась поехать.

– Да не бери в голову. Говорю же, когда мы это обсуждали, ты еще, по-моему, у нас даже не работала. Но я ему все же скажу, что неплохо о таких вещах ставить меня в известность заранее.

Ингу опять что-то кольнуло, и она спросила:

– А вы вообще много с Бурматовым общаетесь?