Да, ему только пятнадцать лет, но по сравнению с рекрутами – ветеран. Кроме большого сражения с татарами, участвовал в нескольких боевых схватках и даже имеет ранение. Завоевывать авторитет ему пришлось буквально с первых минут. Поймав на себе несколько пренебрежительных взглядов, весело прищурился:

– Кто из вас самый смелый и здоровый? Вызываю на бой один на один, без оружия.

Удивленный гул прокатился по строю. Гоша снял портупею с ремнем и личным оружием (сабля и наган). С правого фланга из второй шеренги вылез бугай с нагловатыми глазами, на голову выше Гоши.

Кошкин-младший объявил:

– Проигрывает тот, кто коснется лопатками земли. Понятно?

– Ага, – осклабился амбал в предвкушении легкой победы.

– Начали!

Рекрут, видимо, поднаторевший в уличных драках, почти без замаха пробил боковым ударом Гошину голову, правда, там ее почему-то не оказалось. Тело амбалистого парня по инерции пошло вперед. Гоша без затей перехватил руку противника и в движении бросил того через бедро с переворотом. Схватка произошла настолько быстро, что многие не поняли, почему вдруг первый задира и драчун брякнулся оземь спиной. Да, видимо, от души приложился, весь дух вышибло, вон даже встать не может. Рота в полном составе хлопала глазами, смотря на своего командира с опаской и уважением. Этой схваткой Гоша сделал первый шаг на пути к безоговорочному авторитету и уважению. Затем полдня, вместо обучения солдат, знакомился с каждым отдельно, выясняя имена, биографии. Ну а когда воины на второй день узнали, что их командир – княжич и сын грозного князя Кошкина-Эльдорадо, вот тогда и пришел Гошин час. Рекруты полюбили его за простое обхождение, за готовность помочь советом и способность спокойно обучать сложной воинской науке.

Стодвадцатитысячная армия князей Эльдорадо быстрым маршем продвигалась по южной Польше в направлении Кракова. Разрозненные отряды шляхты вырубались вчистую по ходу дела. Особо свирепствовал Юсупов.

– Это вам за 1920 год, – говаривал он, приказывая воинству в очередной стычке. – Пленных не брать.

Полыхали панские усадьбы. Свою долю в разорение вносили восставшие польские крестьяне. При дворе предпоследнего короля из династии Ваза, Владислава IV, воцарилась легкая паника. Правда, магнаты и шляхта, бряцая шпорами, гонористо закручивали усы, дескать, клятых москалей раздавим в лепешку. Но почему-то особой уверенности в хвастливых выкриках не наблюдалось. Тем не менее армия Речи Посполитой пришла в движение. Мелкопоместное шляхетство отрядами и отрядиками каждый день присоединялось к регулярным частям. Москалей решили разгромить у Кракова – никак не можно, чтобы враг свободно разгуливал по родной Речи Посполитой. Польская армия вместе с примкнувшей шляхтой насчитывала триста семьдесят пять тысяч сабель. Провожающее население с умилением взирало на красивых драгун и кирасир с опереточными крыльями за спиной и яркими бунчуками и флагами. Конные полки неспешной рысью проходили мимо королевской резиденции и зрителями, наполняя поляков уверенностью в мощи своей непобедимой армии. Не одно девичье сердечко затрепетало при виде молодцеватых и блистательных уланов. При войске находилось аж шестьдесят четыре бронзовые пушки и тридцать четыре картечницы. С такой-то ратью сомневаться в победе – это, панове, даже не смешно. Командовал армией гетман Михаил Вишневецкий, бывший в фаворе у короля Владислава IV. Польская конница достигла Кракова через пять дней и застала весьма печальную и неприглядную картину. Города как такового не было – одни руины. Воевода Кракова Юзеф Чарторыжский по своей глупости и гонору отказался сдать город русским войскам, ну и получил по полной программе. Князья, здраво рассудив, отказались от штурма и подвергли Краков жесточайшему артиллерийскому обстрелу. Повторилась «измаильская» история. Князей можно понять – оставлять в тылу непокоренный объект перед битвой – сверхглупо. Чего-чего, а мозгов у бывших морпехов хватало.

После так называемого штурма Кракова к князьям Эльдорадо приперлась делегация казацких старшин во главе с гетманом Хмельницким. Они высказали недовольство и претензии по поводу разрушения Кракова, опасливо поглядывая на Кошкина. При этом речь их была невнятной и косноязычной. Но бывший морпех суть дела уловил сразу. Хмельницкий упорно прятал глаза, уставясь в пол. Хмыкнув, Кошкин открытым текстом расставил точки над «i»:

– Вот что, господа атаманы, вы с казаками вступили в ряды регулярной русской армии, а не в артель по добыче зипунов. Дали присягу, и мне довольно странно слышать пожелания в грабежах. По-вашему выходит, я должен был положить под стенами Кракова уйму солдат для вашего спокойного мародерства? По закону военного времени за такие речи вас всех следует расстрелять.

Казачья верхушка вмиг прижала хвосты – атаманам стало неуютно. Они знали – князь крови не боится и запросто может поставить к стенке. Кошкин холодно улыбнулся:

– На первый раз прощаю. Впереди битва с войском Речи Посполитой. Оговоренная часть трофеев – ваша. Добывайте в бою, флаг вам в руки, а грабить горожан – невелика честь. Свободны, – и князь кивком дал понять – аудиенция закончена.

Атаманы поспешно вывалились из шатра в большом смущении и толикой стыда за свою жадность. Вечером три с лишним тысячи запорожцев атамана Болоты пытались дезертировать из лагеря. Остановил беглецов гвардейский полк. Атамана и его приближенных расстреляли тут же перед строем. Князья предвидели подобную реакцию, и казачью конницу заблаговременно окружили несколько полков. После показательного расстрела казачья старшина, до сих пор считавшая себя круче звезд, поняла, что попала конкретно, а потому спрятала гонор и язык подальше.

К битве с войском польским корпус тщательно готовился: рыли длинные траншеи, перед пехотными полками ставились рогатки, вкапывались заостренные бревна под наклоном в сторону неприятеля, в землю вбивались колышки – словом, создавали «комфортные» условия для вражеской конницы. В центре встали три обученных русских полка, рекруты и иноземные полки на флангах. Гвардейский полк Кошкин оставил при себе в резерве. Юсупов с ротой спецназа отправился на правый фланг к тридцатитысячной казачьей коннице – для пригляда. Казаки укрылись за густым перелеском, дожидаясь своего часа.

* * *

Вечером перед битвой рядом с палаткой на столике, покрытом холстиной, командир первой роты Ямпольского добровольческого полка, лейтенант, князь Георгий Кошкин-Эльдорадо чистил личное оружие. Делал все аккуратно и не спеша. Закончив с наганом и пистолетом «Глок», который отец почему-то называл неудачной копией, взялся за именной карабин «СКС-45». Этот ствол ему на день рождения подарил дядя Илья. Таких карабинов штучной работы насчитывалось не больше десятка. Гоша любил оружие и тщательно за ним ухаживал. Дядя Илья из последнего рейса привез оптический прицел и объяснил, как им пользоваться. Почистив дуло шомполом и куском тряпицы, снял затвор и боевую пружину. Затем начал чистить машинным маслом детали. Сидевший рядом Нунга, прикрыв глаза, тянул свою нескончаемую песню вполголоса. Где-то задерживался денщик, умотавший полчаса назад за ужином. Солдаты укрепляли траншеи жердями, слышался стук топоров и приглушенная перебранка. Над позициями стелились дымки походных кухонь и костров. Стоял одуряющий запах трав – лето в разгаре. Гошино увлекательное занятие прервал незнакомый сержант. Козырнув, тот доложил: