Шестьдесят бойцов, вооруженных карабинами, расположил в центре, в мелкой траншее на пригорке. Солнце нехотя проглядывало из-за низких облаков. Свежий ветерок гонял волнообразно по полю ковыль, в траве свиристели мелкие птахи. Гоша глянул на часы – подарок отца: «О, уже восемь двадцать, чегой-то поляки задерживаются».

Прислушался к себе – нормально, так, легкий мандраж. Проверил личное оружие – все заряжено. Княжич тяжело вздохнул: «Опять артиллерия выполнит основную работу, нам останется только зачистка. Неинтересно». Конечно, взрослому и опытному вояке смешно слышать такие рассуждения, но, учитывая столь юный возраст нашего героя, можно простить эти наивные мысли. Гоша по младости лет не учитывал очевидные вещи – первое: чем больше неприятелей ляжет под артобстрелом, тем больше своих воинов останется в живых; и второе: война – это такая зараза, сколько ни планируй операцию, а фортуна все норовит показать тебе задницу. Что, собственно, и произошло в Краковском сражении.

* * *

На правом фланге за холмами сосредоточилась тридцатитысячная казачья конница. Казаки, в отличие от своего гетмана да и кое-кого из старшин, с чистым сердцем и энтузиазмом восприняли поход на Речь Посполитую. Сейчас, перед битвой, запорожцы тщательно готовились – точили сабли, засыпали на полки огнестрела свежий порох, осматривали лошадей. По давней традиции надевали чистую исподнюю рубаху, чтобы, если что, смерть принять в достойном виде. Неприятным сюрпризом для Хмельницкого явилось появление князя Юсупова-Эльдорадо с десятитысячным конным отрядом из Московии. Гетман намек понял – все ходы отрезаны, и с поляками придется драться всерьез.

* * *

В девять ноль-ноль польское воинство наконец принялось выстраиваться в боевые порядки. На острие удара встали полки тяжеловооруженной конницы – кирасиры и драгуны. На большом холме живописная конная толпа – гетман Вишневецкий с приближенными. Богатые доспехи, кони в чепраках со смарагдами, ну а уздечки – вообще отдельная песня. Картинно подбоченясь, гетман дал знак булавой:

– Вперед, руби москалей.

Полки ответили радостным ревом луженых глоток. Задрожала земля. Войско пришло в движение. Мерно покачивались бунчуки и флажки – конница набирала ход.

– Как идут – глаз радуют, – Вишневецкий смахнул слезу умиления с усов. – Одно слово – рыцари.

Лизоблюды подхватили:

– Под вашим блистательным командованием наша армия порубит голодранцев-москалей в куски. Да здравствует, гетман! Ура-а!

Вишневецкий расплылся в довольной улыбке:

– Ну хватит вам, панове, – и приник к подзорной трубе.

В душе его уже били победные литавры – он предвкушал будущий успех своего войска.

Вон какая силища прет – десять полков кавалерии, закованной в железо, а следом остальные полки. Нет равного противника такому воинству. Испытывая небывалый душевный подъем, бросил через плечо:

– Вина всем!

Через мгновение шляхта разбирала с подноса кубки с терпким виноградным напитком.

– За нашу победу, панове.

Между тем, славная польская кавалерия неслась в атаку во весь опор. От удара копыт по всей равнине стоял гул, а позади осталась широченная просека из примятой травы.

Идиллия блестящей атаки оборвалась внезапно – никто ничего не понял на первых порах.

У гетмана мелькнула мысль, что происшедшее лишь страшный сон. Вишневецкий даже ущипнул себя за руку, в душе зародилось нехорошее предчувствие.

А чего ему не появиться – польские жолнежи так лихо скакали в атаку – и на тебе. Со стороны проклятых москалей вдруг раздался громкий «ба-бах», и посреди войска польского встала стена разрывов снарядов. Столь жуткого зрелища панове до сих не видели. Те несчастные, что оказались в месте разрывов, просто пропадали из вида – их вместе с лошадьми разорвало на куски. Всадники сотнями валились на землю, пронизанные осколками. За первым залпом через короткий промежуток последовал второй – в глубь атакующего войска. У великого гетмана Вишневецкого затряслись руки. Многие паны на холме стали оглядываться, чтобы смыться подалее от страшной бойни. Польский гонор как-то вмиг испарился – каждый стал думать о спасении своей драгоценной шкурки. Лизоблюды со всех сторон насели на Вишневецкого:

– Вы нужны Речи Посполитой, дозвольте нам сопроводить Вас с безопасное место.

Побледневший гетман упирался, и лишь рванувший поблизости снаряд позволил приближенным сорвать его с опасного места. На холме остались три трупа шляхтичей и бедная лошадка, все посеченные осколками. Две другие лошади, на удивление, не получили ни царапины.

* * *

Для русских войск дела на поле сражения приобретали весьма неприятный оборот. По непонятным причинам канониры произвели первый залп настолько неточно, что хладнокровный князь Кошкин-Эльдорадо разразился длинной матерной тирадой, добавив непонятную фразу:

– Уволю всех к чертовой матери, без выходного пособия. Ординарца к артиллеристам, живо, – прорычал он, ясно понимая – момент упущен.

В бинокль четко видно раззявленные в крике и ярости рты польских кирасиров. До наших позиций осталось триста метров, затем – двести. Из траншей грохнул первый залп карабинов, застрекотали ручные пулеметы. Кошкин повернул бинокль направо. Ямпольский полк вступил в бой. Край тяжелой польской лавы таки зацепил его. Несмотря на неопытность рекрутов, первый удар сдержали – прогнулся только центр. Первые ряды конницы повисли на копьях, слышался треск немногочисленных карабинов. В траншеях началась свалка.

У Кошкина екнуло сердце: «Не дай Бог, убьют сына». Он себе этого не простит.

* * *

Краковское сражение Гоша запомнит надолго. Большие потери в полку и его роте мигом избавят от розовых очков и заставят повзрослеть. После первого залпа артиллерии у него зародилось подозрение, что битва началась как-то неправильно. А перенос канонирами огня в глубь порядков польской конницы лишь укрепил в этом мнении. Почти не пострадавшая тяжелая кавалерия перла на русские позиции. Гоша вполголоса выругался:

– Рота, приготовиться к отражению атаки.

Рекруты задвигались, выстраиваясь в две шеренги, ощетинившись копьями. В центре расположились стрелки с карабинами. Два ручных пулемета Гоша поставил на флангах. Конная лава достигла рогаток и волчьих ям, пошла свалка. Лошади валились, давя всадников.

По всему полю стоял ор людей и ржание несчастных животных. Основную массу кавалерии препоны не остановили. На позиции навалилась многотысячная тяжелая конница. Русские стрелки разили поляков из траншей – частый стук карабинов сливался в нескончаемую очередь. В неприятеля полетели гранаты, во многих местах возникла рукопашная. Князь Кошкин был вынужден послать на фланги гвардейцев – по тысяче воинов на каждый. Ямпольский полк держался из последних сил – полегло не менее половины бойцов.

Поначалу державшийся позади роты Гоша со спецами был вынужден принять участие в обороне. Трупы завалили обе траншеи. Польские драгуны, имевшие на вооружении кроме короткой пики и тяжелого палаша два кавалерийских пистолета, пользовались ими с большим успехом. Вал из павших людей и лошадей высился перед первой траншеей.