Резкий звук привлек внимание Марлин. Она повернула голову и увидела открывшуюся дверь и зашедшего в медотсек человека, ей абсолютно не знакомого.

Мужчина тридцати с небольшим, ничем особо не выделяющийся, но…было в нем нечто…настораживающее, даже отталкивающее.

Нет, это «нечто» заключалось не в его облике, скорее уж интуитивно Марлин чувствовала исходящую от его опасность, неясную, непонятную угрозу.

— О, вижу, вы очнулись, — сказал он.

Голос, как и внешность, вполне обычный, можно было бы даже сказать, заурядный, однако интонации…словно бы он обрадовался тому, что Марлин в сознании. Но…это не обычная радость, что бывает у человека, который видит больного, идущего на поправку, нет. Здесь, в его интонациях, угадывалось скорее злорадство, нетерпение, даже ненависть.

Или же Марлин это только кажется?

— Кто вы? — спросила она, хотя, скользнув взглядом по его одежде, увидела на фирменном комбинезоне имя: А. Берк.

Интересно…однофамилец Честера?

— Меня зовут Эш, Эш Вертер, — представился незнакомец.

Марлин же кивнула в ответ, назвав себя. В этот момент она еле сдерживала себя, прямо-таки заставляла смолчать, не спрашивать, почему одет Эш в комбез, принадлежавший совершенно другому человеку — некоему А. Берку.

Все та же интуиция подсказывала ей, что этот вопрос может привести к…она и сама себе не могла сказать, к чему, но чувствовала, что это сулит ей как минимум проблемы, так что…пока надо молчать.

А еще это имя — «Эш Вертер»…где она его уже встречала? Оно ей знакомо.

— Как я здесь оказалась? Где мои друзья, я была…

— Все в безопасности, — заверил ее Эш, — они добрались сюда, вас принесли в медмодуль, сами они в соседнем помещении.

— Могу я их увидеть?

— Они на карантине. Сами понимаете…

— Понимаю, но связаться с ними можно? Поговорить?

— Боюсь, что пока не стоит этого делать. Вы еще не в форме, вам нужно отдохнуть и…

— Я в норме, — заявила Марлин, — немного потрепало, но я в норме, и хотела бы увидеть ребят.

— Я не могу это позволить, — покачал головой Эш.

— Почему?

— Я ведь сказал…

— Вы будете удерживать меня силой?

— Нет, ну что вы…

— Тогда я сама способна решить, что для меня лучше, — с этими словами Марлин попыталась подняться, но…только сейчас она поняла, что привязана к койке, на которой лежала — на ее руках и ногах были самодельные ремни.

— Что это за…

— Чтобы вы не сопротивлялись. Я ведь всего лишь хочу вам помочь… — Эш попытался улыбнуться, наверняка в его планах было, чтобы улыбка получилась доброй, успокаивающей, однако для Марлин она стала зловещей, угрожающей.

— Помочь с чем? — зло бросила Марлин. — Кто вы такой, и зачем привязали меня? Что вам нужно вообще?

— Видите ли…все мы на этой станции не до конца понимаем, с чем столкнулись. Не знаем и не осознаем, насколько нам повезло… — Эш, видимо, любил разглагольствовать, «заходить издалека», при этом еще и не мог устоять на месте — он принялся медленно шагать по модулю, обходя койку, на которой лежала привязанная Марлин.

— О чем вы?

— О том, с чем, или точнее с кем, нам удалось встретиться… Эти существа, эти…сущности — они идеальны!

— Идеальны? — чуть ли не прошипела Марлин. — Вы об этих тварях?

— «Твари»… — задумчиво повторил Эш, — мы люди, слишком самоуверенны, ксенофобия у нас в крови. Мы ненавидим, презираем, испытываем отвращение ко всему, что на нас не похоже, и только поэтому. Если бы эти существа были похожи на ангелов или же на котов, что бы вы тогда сказали?

— Коты, ангелы и прочие не влезают внутрь человека, не начинают жрать его изнутри, — парировала Марлин, — а это…эти…просто паразиты. Мы для них корм, инкубаторы для потомства.

— Все друг друга используют в том или ином виде. Даже дети своих родителей, а родители своих детей. Некоторые, можно сказать, выгрызают друг друга, портят жизнь, так что…

— Что за чушь? — скривилась Марлин. — Ваши сравнения просто смешны. Глисты — это паразиты, а не домашние животные. Причем здесь ксенофобия? Тараканов, клещей, блох и вшей мы ненавидим совершенно по другим причинам!

— Вы сравниваете этих прекрасных существ с вшами? — рассмеялся Эш. — О, это так высокомерно! Конечно же, люди — это венец природы, но теперь мы встретили более совершенные творения…

— Может, мы и не венец, но хотя бы не сраные черви, — вспылила Марлин, — а этих «совершенных» можно удалить, как клеща. Эти существа опасны. Их нужно уничтожить!

— Хах! Знакомые слова. Где же я их слышал? — Эш задумался. — Ах, да…доктор Кади. М…милая женщина…

— А знаешь, что с ней стало? — поинтересовалась Марлин. — Твои милые зверушки сожрали ее, а остатки ее тела, словно чучело, «носит» на себе здоровенная тварь.

— Знаю, — кивнул Эш, — и смею заметить, для такой сучки, какой была Кади — это лучшее, что я мог бы пожелать.

«Эш!» ‒ Марлин вспомнила, откуда она знает это имя.

Он мелькал в отчетах доктора Кади. Это подопытный, один из «пробудившихся» — помешанных!

Едва она это вспомнила, как заметила на запястье Эша порезы, свежие, даже толком не поджившие. Значит, его «психоз» уже достиг предела. Самый пик — когда подобные Эшу начинали резать себе лицо, уродовать тело самым невероятным образом.

Марлин вспомнила, что Кади упоминала Эша, как «неподдающегося лечению», и, собственно, по этой причине решила использовать его, как она сама выразилась, в научных целях.

Проще говоря — она заразила его Дэворарами, выждала, пока те подрастут в его теле, а затем удалила. Эш — этот тот «пациент», на котором фактически Кади ставила все свои опыты и «отрабатывала» методы лечения, диагностирования паразитов.

Меж тем Эш продолжал свой спич:

— Она думала, что я просто псих, что я безумен, не в себе, но она ошибалась. Да, быть может, сразу, когда я только увидел Глаз Пустоты, когда он впервые поглядел на меня, я сошел с ума. А как может быть иначе, когда бог обратил внимание на тебя, жалкую букашку. Но затем…когда она соединила меня с…«говорящими» — это словно он произнес с таким пиететом, что у Марлин не осталось никаких сомнений — перед ней конченый псих, — когда я слился с ними воедино, когда они начали говорить со мной, я все понял, все осознал! Передо мной открылся большой мир, все было доступно. Я знал, я умел, я слышал и видел столько, сколько обычному человеку и не снилось. И они…они говорили со мной…

Он замолк, застыв со счастливой улыбкой на лице, даже закрыв глаза от удовольствия — настолько для него приятными были эти воспоминания. А в следующее мгновение его лицо исказила гримаса боли.

— Но она забрала у