велел ее принять ближнему боярину Л. К. Нарышкину «у самого своего государского места», а сам «наднес на ту грамоту свою руку». Думный советник от имени царя спросил послов о здоровье. Послы выразили благодарность. Им говорена речь о делах. По окончании речи ближний боярин Л. К. Нарышкин поднес государю докончальную и люби-тельную грамоты, «он наднес над ними свою руку», и тогда боярин передал их послам в обертках из красной камки. По отдаче грамот государь «приказывал послам к королю поздравление».

Послы «говорили речь о донесении поздравления и докончальной грамоты и великому государю поздравляли», т. е. пожелали здоровья. В заключение они были у руки, сказан им «стол» и отпущены на подворье. Со «столом» ездил к ним тот же стольник князь Юрий Трубецкой, которому они за оба «стола» подарили две серебряные кружки весом в 8 фунтов. Послы от государя в ответ на их подарки одарены были соболями[265].

XXIV. Ратификация союзного договора с Данией

Наконец, состоялась ратификация датского договора. После подписания трактата с Августом II 11 ноября Гейнс настойчиво возобновил свои просьбы о размене ратификаций. Царь стал опять откладывать, ссылаясь на то, что новые обстоятельства — разрыв Августа II со Швецией — требуют некоторого прибавления к договору с Данией. Гейнс настаивал на том, о чем уже договорились и что было решено, уверяя царя, что король охотно согласится на все те добавления, которые царь найдет необходимыми и предложит в своих интересах и в интересах короля. Петр поручил переговоры об этом предмете Головину, с которым Гейнс имел несколько бесед. «Царь, — пишет Гейнс[266] королю, — приказал его превосходительству Головину урегулировать все это со мною, и после нескольких конференций я в прошлый четверг[267] был приглашен за два часа до рассвета в дом первого фаворита царя по имени Александр Данилович Меншиков, где его величество провел эту ночь. Царь, вставши, пригласил меня в свой кабинет вместе с его превосходительством Головиным и тайным переводчиком, и в моем присутствии он, прочитавши все, сам подписал как трактат, так и сепаратные статьи и велел приложить свою кабинетную печать, каковую ваше величество соблаговолите увидеть; это та печать, которою царь пользуется для всех своих секретных приказов, и трактат с польским королем был скреплен этою печатью, так что я ничего против этого не возражал»[268]. Таким образом, подписание и главного трактата, и сепаратных статей, заключенных с Христианом V, текст которых был фактически принят 21 апреля в Воронеже, состоялось 23 ноября в Преображенском в доме Меншикова. Тексты главного трактата и сепаратных статей на русском языке с собственноручными подписями Петра хранятся в Копенгагенском государственном архиве, причем ратификация главного трактата датирована «в нашем царствующем велицем граде Москве в лето от Рождества Христова 1699-ое месяца августа в 24 день, государствования нашего 18-го году», а ратификация сепаратных статей совсем не датирована, оставлены лишь незаполненные белые места для написания месяца и числа — знак, что дата и главного трактата была чисто условной. Почему именно для такой условной датировки избрано было 24 августа, когда Петр в действительности находился с флотом в Керчи, сказать так же трудно, как и ответить на то, по каким соображениям датский экземпляр этого договора датирован 16 июля[269].

Ратификация договоров с Августом II Польским и с Христианом V Датским были первыми дипломатическими актами, подписанными собственноручно московским государем. Такой порядок вводился вопреки старым дипломатическим обычаям. Ранее московские государи ратифицировали тексты договоров, скрепленные подписями их послов и государственной печатью, не подписывая их сами. Ратификация состояла прежде в торжественном, даваемом в присутствии посольства той страны, с которою договор заключался, обещании соблюдать договор, подкрепляемом целованием креста и евангелия, под которые клался на особом аналое экземпляр договора. Это было старинное целование креста, присяга, которой закрепляли свои взаимные договоры еще киевские и суздальские князья. Петр нарушил дожившую до него старину. Так как переговоры о союзах в 1699 г. он, также вопреки старине, вел непосредственно сам лично в глубокой тайне, в тайне даже от своих министров, то и форму утверждения трактатов он предложил новую, соответствующую тайне ведения переговоров: пожелал, чтобы договоры были облечены в форму актов, скрепленных подписями только самих государей, что и было принято его контрагентами. Текст договора с Августом II был, как мы уже знаем, написан на бланке с подписью Августа. Ратификация Христиана V скреплена его подписью и контрасигнирована его министром Иессеном. Соответствующие же акты, исходившие от Петра, в обоих этих случаях скреплены только одной его подписью без всякого контрасигнирования. Об этом нововведении, относя его именно к 1699 г., Петр вспоминал впоследствии при составлении «Поденной записки», где читаем: «В том же (1699) году начал государь все грамоты, отправляемые ко другим христианским государем, и ратификации или подтверженные грамоты подписывать собственною своею рукою, что прежние российские государи мало чинили, а употребляли вместо подписи только печать»[270].

Но, подписав 23 ноября свою ратификацию заключенного с Христианом V договора, Петр отказался тотчас же ее выдать Гейнсу и потребовал принятия еще одного пункта трактата, содержащего в себе толкование 3-й статьи главного договора в том смысле, что наступление, предпринимаемое Россией и Данией в силу этой статьи, надлежит разуметь так, что оно должно продолжаться до конца предстоящей войны и до заключения совершенного мира. Как ни уговаривал Петра Гейнс, что в таком добавлении нет надобности, что в нем нет ничего нового сравнительно с трактатом, царь упорно стоял на своем, и посланнику пришлось уступить. «Затем, — продолжает свой рассказ Гейнс в той же депеше королю от 27 ноября, — его величество мне сказал, что он готов обменять свою ратификацию… на таковую же вашего величества, но при условии включения туда одной статьи, проект которой царь заранее заготовил. Хотя я возражал, что в этой статье нет ничего иного, о чем бы не было уже сказано в трактате, однако царь безусловно ставил дело в связь с принятием этой статьи. Наконец, я, зная его нрав, который не терпит много противоречий, должен был согласиться, чтобы не упустить случая кончить дело совсем». Этот новый пункт о наступлении, или «о наступательном нападении», имеющем продолжаться до окончания предпринимаемой войны, Петр внес в текст того «подтверждения», которое было им подписано в ответ на ратификацию короля Фридриха IV. В пункте говорится, что наступление, о котором гласит 3-я статья главного трактата, заключенного с Христианом V, «тако разумети надлежит, что оному договору имеет в самом деле продолжену быть, дондеже предстоящая война окончится и совершенной мир обоим странам ко удовольствованию учинен будет»[271]. Но