— О, черт, — прошептало Кенельм.

— Что это? — в замешательстве спросило Александре.

— Это, — ответила Ирелла, — экспедиционная группа три-Б подразделения создания биосферы Управления терраформирования Фалькона. Они берут пробы в прибрежных болотах, чтобы измерить плотность пропагул в осадочных породах. Важная работа с учетом того, что две тысячи двести двадцать восемь лет назад Фалькон находился всего лишь в конце третьей фазы процесса терраформирования.

Тиллиана вгляделась в изображение, повернулась, посмотрела на Кенельм, потом снова уставилась на экран.

— Гребаные святые! Это ты.

— Вчера днем я видел небо, — задумчиво сказал Горацио. — У нас был разрыв в тучах, почти на пять минут. Я и забыл, какая странная эта голубизна — такая светлая и одновременно такая глубокая, как будто ее и нет… Смотреть на нее было настоящим откровением, пускай и продлилось оно недолго.

Изображение Гвендолин на экране печально улыбнулось ему:

— Я рада, что тебе понравилось.

— Говорят, за этот год облака расступились уже в третий раз. Первые два я пропустил. Тогда небо показалось всего на пару секунд.

Он откинулся на спинку дивана, наслаждаясь воспоминаниями. Снаружи небеса над щитом темнели: сгущались сумерки. Но внутри лампы под потолком ярко сияли. Включая их, Горацио каждый раз слегка удивлялся, что они работают. За двадцать пять лет, прошедших после окончания Блиц-2, Лондон всего четыре года оставался без электроснабжения, а заселенные миры постоянно усиливали свою поддержку Земле. Горацио подозревал, что точно такое же изумленное недоумение испытывали лондонцы двадцатых годов двадцатого века, переходя с газового освещения на электрические лампочки. Долго ли протянет такое чудо? Те первые годы стали серьезным уроком того, что многие привилегии воспринимались как нечто само собой разумеющееся.

Когда энергия вернулась, вновь заработали принтеры (после основательного ремонта), и в конце концов они даже организовали общественные системы утилизации отходов. Главным производственным вопросом была еда. Жидкости на основе органики оставались нормированы еще пять лет, пока завершалось строительство ряда новых внеземных фабрик. Теперь уже вновь можно было распечатать большинство блюд, хотя некоторые отдушки по–прежнему было трудно достать. Последние десять лет Лондон старательно озеленяли заново, возрождая давно почившие сады и сажая овощи. В парках, где имелись ирригационные системы, даже пробилась трава — благодаря тому, что вода теперь была вполне доступна в любых количествах. Темза очищалась каждые две недели, когда секция щита открывалась, позволяя зловеще–теплой реке вновь течь по городу. Недавно на берегу расцвело даже несколько банановых деревьев.

Жара под изогнутым щитом стояла тропическая. Даже без кораблей Избавления, лупящих энергетическими лучами по всем городским щитам, ежедневно выбрасывая в атмосферу тераватты энергии, глобальная температура с момента бегства «Спасения жизни» упала разве что на пару градусов. И никто ничего не мог с этим поделать, кроме как включить кондиционер, выкачивая тепловую нагрузку своего дома во влажную жару города. Когда специалисты по окружающей среде расширили высотное отверстие в щите, чтобы впустить немного свежего воздуха, они словно открыли портал в одну из пустынь прошлого.

— Маленькими шажками, — сказала Гвендолин.

Она казалась встревоженной — странное для нее настроение. Горацио не вполне это понимал.

Последний сюрприз она преподнесла ему три года назад, перебравшись из Нашуа в Пасоблу в системе Дельты Павлина. Но это, по крайней мере, было понятно; Луи только что объявил, что Элдлунд беременно, и Гвендолин не собиралась отказываться от роли бабушки. Кроме того, она утверждала, что свою работу может с тем же успехом выполнять и в Пасобле. «У их промышленных систем те же недостатки, что и у наших. Я уже переговорила с Утопийским комитетом проекта исхода, они примут меня как гражданина второго уровня».

— Второго уровня? — поддразнил он тогда. — Что так низко?

— Не больше чем через месяц я поднимусь до первого. Они примут и тебя тоже.

Это испортило ему настроение.

— Я подумаю об этом, — ответил он, как обычно. Если пинать банку по дороге достаточно долго…

— Я уже получила разрешение взять с собой портал.

— Боже милостивый, как тебе это удается?

Она усмехнулась:

— Второй уровень, не забывай. Это часть моего «золотого парашюта»[6].

— Управляющих корпораций больше нет.

— Да–да, продолжай тешить себя этой мыслью.

Никогда еще он не испытывал такого искушения присоединиться к ней, и к Луи, и к Элдлунд. Той ночью он даже собрал чемодан. Трогательно маленький. Но потом ему позвонили из одного из общественных центров. «Простите за поздний звонок, но у нас тут возникли некоторые проблемы с нормировками. Вы всегда так хорошо справляетесь с этим, Горацио». Люди рассчитывали на него.

Чемодан остался упакованным. Он так и стоял в шкафу рядом с сумкой с порталом. Наготове. Потому что однажды он воссоединится с семьей, пребывающей в безопасности. Однажды, очень скоро…

— Не шагаем мы, а скорее, бредем, — возразил он. — С ноября уровень моря поднялся еще на десять сантиметров. На прошлой неделе вода перехлестнула через парапет Таррока. Даже если воздух когда–нибудь стабилизируется настолько, что мы сможем убрать щит, половина города затонет.

— Да, — сказала Гвендолин. — Я знакома с прогнозами. Все беспокоятся о Нью–Йорке — настолько, что увеличили скорость эвакуации города в Нью–Вашингтон.

— Уверен, в Поясе Миллионеров отнесутся к этому с восторгом.

И вновь он заметил, как она рассеянна.

«Не понимаю. Она что–то недоговаривает?»

Она улыбнулась, мягко упрекая его.

— Последний из первоначальных обитателей Пояса покинул его семь лет назад.

— А скольких вы уже отправили?

— Сведения засекречены. Но все заселенные системы строят хабитаты исхода с феноменальной скоростью.

— Правда?

— Ну, относительно — да. Учитывая размеры хабитата и число вспомогательных систем, которые мы должны отослать вместе с ними. И они должны работать, Горацио. Они ведь, в сущности, подобны звездолетам — им никто не поможет, если что–то пойдет не так.

— Я не сомневаюсь в тебе.

Гвендолин подалась ближе к камере, давая ему возможность лучше разглядеть ее лицо — на удивление неизменное, хотя она никогда и не выглядела на свой возраст, даже тогда, во время вторжения. Об этом позаботились деньги Зангари. Ее антивозрастной режим, созданный специально для того, чтобы Зангари продолжали вести свой роскошный образ жизни, — практически без изменений, не прервался, и когда она отправилась на Нашуа. В Пасобле тоже прекрасные медицинские учреждения, особенно для граждан второго уровня. Просто глядя на эти черты — черты женщины, которой никто не дал бы и тридцати, Горацио с болью осознавал, на сколько десятков лет выглядит он сам. Редеющие, седеющие волосы, расползающаяся талия, старческое кряхтение, сопровождающее каждый его подъем со стула. И память уже не такая, как раньше, и альтэго внимательнейшим образом следит за его диетой, снижая потребление углеводов, чтобы избежать полномасштабного сахарного диабета и инсулиновой недостаточности, чреватой пересадкой — если он вообще сможет попасть в список очередников на имплантацию. Если бы не велосипедные прогулки, поддерживающие его в относительно сносной форме, он непременно набрал бы вес — и приобрел бы все связанные с этим проблемы. Посещение спортзала становилось с каждым разом все утомительнее, и он не помнил, когда в последний раз совершал пробежку по лондонским улицам. Он твердил себе, что теперь, когда все вновь оседлали ап–борды и велосипеды, когда возродились ап–такси и модифицировали ап–троллы, все это стало слишком сложно. Ради всего святого, дороги сейчас стали как в начале двадцать первого века. Никаких порталов, конечно; и никогда уже не будет. На заселенных мирах не так уж и много энергии. Хабы, петли, радиалы Лондонской транспортной сети «Связь» стали легендой прошлого, о которой родители рассказывали детям.