– Что это ребёнок не Кости. Да ты никогда не говорила, что… в общем, я догадывалась. Но так приятно было мечтать о внуке.

– Вы расстроились? – мне не хочется, чтобы её огонь погас. Но и лгать нет никакого смысла.

– Наверное, в первые секунды. А потом я подумала: нет разницы, чей это ребёнок. Это всё условности. Границы, которые люди сами рисуют и охраняют. Не дают ни себе, ни другим пересекать линию. А на самом деле – это всего лишь черта, которую временами и стирать не мешало бы.

Она поправляет волосы. Они у неё короткие, почти под мальчика – отрастают после химиотерапии. Вздыхает чуть слышно, а затем продолжает:

– Я разговаривала с Костей. Он рассказал в двух словах о твоей проблеме. Оставайся. Со мной, Бастиндой и Персиком.

Я качаю головой, но Лика останавливает меня взмахом руки.

– Не будь гордой, Алла. Это не жалость, а моё решение. Мне… одиноко. С собакой справиться сама не могу. Костя занят, бывает редко. Да и не дело, что молодой мужчина крутится вокруг немощной тётки. Мне всё равно кого-то нанимать в помощь нужно. Пусть это будешь ты: искренняя, упрямая девочка, что читает книги по вечерам. Что подбирает котят на улице. Мне нужна поддержка. Тебе она тоже не помешает. К тому же, ты не сможешь работать постоянно. Скоро животик начнёт расти. Не так-то и легко будет уборщицей или санитаркой. А вместе мы потянем. Ты меня, а я – тебя.

Я моргаю, чтобы не расплакаться.

– Это слишком щедро, – глотаю ком в горле и поднимаю лицо повыше, чтобы слёзы не прорвались. – Я… подумаю. Не хочу никому неудобства создавать. И Костя, наверное, рассердится.

Лика поднимает брови и кутается в шаль.

– Ты же со мной остаёшься жить, а не с ним. Если ему так хочется – пусть злится хоть до новых веников. Но я думаю, он так не сделает. Ты ему нравишься. Может, даже больше, чем нравишься. Просто он из тех, кто чувства прячет очень глубоко.

– Думаю, вы ошибаетесь, – я встаю и выливаю сладкий чай в раковину. Мне нужно чем-нибудь заняться, не сидеть без дела. – А если и нет, мне жаль. Я очень люблю отца своего ребёнка. И если бы не обстоятельства, я бы ни за что с ним не рассталась.

– Поехала бы за ним в армию? – улыбается Лика и пристально следит за каждым моим движением.

– На край света, – признаюсь честно и ловлю её одобрительный кивок.

– Значит, я в тебе не ошиблась. Ты замечательная. Оставайся. А потом что-нибудь придумаем. А может, само наладится. Жизнь – штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, что случится завтра.

И я осталась. Позволила себе расслабиться и довериться. Стала частью семьи, где меня – как же это непривычно и странно – любили. Мы вместе встречали Новый год. Лика, Костя, папа, Маша и я. А затем мы забрали Машу к себе: поближе к маме, да и отцу легче.

– Пусть спокойно работает, – мудро рассудила Лика. – А мне в радость. Бантики и платьица. И связи, связи, что помогут ребёнка в детский сад устроить.

Я не знаю, что она сделала, но Костик больше ко мне с разговорами не лез. Вёл себя безупречно – добрый хищник на мягких лапах. Такой же, каким я его помнила в гей-клубе. Это притупило мою подозрительность.

Как и говорила Лика, границы, если есть возможность, нужно расширять, и тогда мир не кажется тюрьмой, не скалится враждебностью, а дарит удивительные открытия.

Аркадий

– Ну как ты там, новобрачный?

– Мы беременны! – с гордостью кричит в трубку Илюха, и я прикрываю глаза.

Я тоже хотел. Эгоистично. В сердце вонзается игла. А вдруг?.. Как она там без меня, моя Оса? Моя исчезнувшая девочка, что прочно сидит и в мыслях, и в сердце. Оставила жало, я болен ею и не знаю, где она и что с ней.

– Поздравляю. Кого ждём?

– Ты не поверишь: все ждут девочку, – смеётся брат, – а Варежка уверена, что опять родится мальчик. У Драконовых с женским полом напряг. Но знаешь: для меня нет разницы, кто родится. Это наш малыш! Ты-то там как? Не обижают?

– Я сам кого хочешь обижу. Нет, у меня всё хорошо. Илюх… я могу попросить тебя?..

– Конечно, мог бы и не спрашивать. Всё, что угодно.

– Мне бы не что угодно, а девушку отыскать.

– Ту самую? – в голосе Ильи – интерес и азарт. Я снова прикрываю глаза.

– Да.

И я рассказываю кратко. Он слушает внимательно. Хмыкает. Я так и вижу, как бешено крутятся шестерёнки в его умной голове.

– Надо было тебе раньше меня подключить. По крайней мере, где живёт твоя Жалейкина, я узнаю.

– Не успел я ничего, Илюх, – вздыхаю судорожно. – Быстро всё закрутилось. Мы и поговорить толком не успели. А из головы не идёт никак. Исчезла она странно. Внезапно. Зачем-то соврала, что замуж выходит.

– Ладно, не дрейфь, солдат, найдём мы твою Жалейкину.

Они моя семья. Драконовы. Шебутные, беспокойные, разные. Беспокоятся, звонят, приветы передают. И ни слова от отца.

Не могу сказать, что я по нему скучаю. Но где-то глубоко внутри я теперь часто задаюсь вопросом: есть ли во мне хоть что-то, что ему нравилось? Я уж молчу об элементарной отцовской гордости. За всю жизнь – окрики, суровость, вечное недовольство. Я не помню его другим. Радостным, например. Улыбающимся. Жёсткий и непримиримый. Умеет ли он любить? Ведь как-то же он встречался с матерью Сергея? С моей мамой? Дарил цветы? В любви признавался? Я не могу этого представить.

Мать до сих пор плачет, хоть времени прошёл вагон.

Дни бегут за днями, складываются в недели. В армии не лучше и не хуже. Обычно. Я не ощущаю дискомфорта, разве что на сердце у меня ураганная тоска, сметающая всё на своём пути.

Илья позвонил внезапно. После долгого молчания. Болтает ни о чём, семейные небылицы рассказывает. Я терпел, сколько мог.

– Ты не забыл о моей просьбе?

– Нет, конечно, – по паузе и изменившемуся голосу я понимаю, что ничего хорошего ждать не стоит. Но лучше знать, чем мучиться неизвестностью.

– Говори уже. Я не нарцисс и не роза-мимоза – выдержу.

– Узнал я её домашний адрес, – нехотя мямлит Илюха. – И даже съездил в этот городишко. Только нет её там, Арк. Отец её есть, а девочки твоей нет. И давно её никто не видел. Беда у них. Мать тяжело болеет, в больнице вроде.

– Надо было у отца спросить, – перебиваю я брата, что в подробностях расписывает мне не то, что нужно.

– Я и спросил, Арк. Спросил.

– И?.. – кажется, у меня сейчас разорвётся сердце. Я почему-то представляю, что моя Оса умерла.

– Нервный он какой-то. Наорал. Сказал, чтобы больше здесь не ошивались. Нет Аллы.

– Что значит, нет?! – я, кажется, кричу.

– Говорит, замуж вышла, хватит уже тут шляться и расспрашивать.