Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня раздирали противоречия. Путь Макс вернется. Немедленно! И просит прощения снова и снова. Нет, пусть проваливает куда подальше. Почему он не обнял меня, не попытался поцеловать?
Я ему что, совсем не нужна? Он не будет добиваться меня? Ведь я знаю точно, что нравлюсь ему. Если этот гад прикоснется ко мне когда-нибудь, я его пришибу! Хоть его же дурацким подарком! Остановить Макса? Позвать? Ни за что! Пропади он пропадом со своими извинениями!
Может, зря я с ним так? Нет, не зря. На меня спорили, как на вещь, а это простить нельзя.
Села на кровать и сердито разорвала оберточную бумагу. Из нее на пол высыпались сушеные лепестки турецкой розы. Сладко запахло летом и знойным югом.
Нечто бесформенное кирпичного цвета с надписью. Видимо, учился у Дарины или ее абстракционистов. На сердце это походило мало, скорее, на печень.
Надпись гласила: «Мое сердце для Ани». Он что, издевается? Очевидно, нет. Заметно, что делал и очень старался – цветная глазурь, орнамент. Хотя в целом получилось криво. Я невольно улыбнулась. Потрясла этот арт-объект. И правда, внутри что-то гремит. Макс-креативщик. Кто бы мог подумать?
Рука невольно погладила шершавую поверхность керамики. Надо же, обожженная. Все, как положено. Поставила это чудо на подоконник. Потом подумаю, что с ним делать. Выкинуть всегда успею.
Амур за окном, очевидно, удивился этой скульптуре. Не думаю, что он пришел от нее в восторг. Классика наверняка ближе маленькому богу любви.
В комнату заглянул дядя Саша.
– Что, Макс заходил? – поинтересовался он.
Я кивнула.
– Что это у тебя на окне? – продолжал допытываться сосед. – Ваза что ли такая чудная?
– Скульптура. Макс подарил. Это его сердце. Кривое и косое. Все, как в жизни.
– Вот молодец. Умеет руками работать, – вполне искренне восхитился дядя Саша.
– Это вы о чем? Об этом убожестве? Если вам нравится – забирайте. Я его все равно выкину.
– Нет, Аня. Так нельзя. Макс старался, для тебя делал. Вон что написал: «Мое сердце для Ани». Видно, что от души. Ну, пусть вы поссорились. Надо уметь прощать.
– Дядя Саша, он вас что, адвокатом нанял? – подозрительно спросила я.
– Нет, с чего бы? Мне Макс просто нравится. Хороший парень. Ну, заврался, ну, оступился. С кем не бывает. Валя мне рассказала, что у вас произошло. Некрасивая история, согласен. Но ты все-таки подумай, прежде чем концы рубить. Дай ему шанс все исправить.
Вот здорово! Значит, я с Валей наболевшим поделилась, а она дяде Саше все успела выложить. Еще, похоже, обсудили кто прав, кто не прав и как нам быть дальше. Одно предательство вокруг!
– Мне советы не нужны, – сердито буркнула я. – Сама разберусь, что кому прощать, а что нет.
– Я и не советую, – усмехнулся сосед. – Я жизненным опытом делюсь. Чтобы тебе потом не жалеть.
– Не пожалею.
– Ох, и упрямая ты, – возмутился дядя Саша.
– Уж, какая есть.
– Нельзя быть такой. Послушай меня, я много повидал в жизни. Надо терпимее относиться к людям и их ошибкам.
Возражать не стала. И так видно, на чьей он стороне. Мужчины всегда солидарны и поддерживают друг друга. Так что нечего меня уговаривать и убеждать, что Макс все осознал и исправился.
Дядя Саша взял в руки сердце, потряс его:
– Надо же! Стучит как настоящее. А что он внутрь засунул? Не спросила?
– Нет. Не знаю, и знать не хочу, – начала потихоньку заводиться я.
– Ладно, не кипятись, – он осторожно поставил скульптуру на место. – Хотя, может, там внутри для тебя спрятан сюрприз? Макс такой выдумщик.
– Это уж точно. Именно выдумщик, даже вы это признаете. Выбросить бы это сердце в окно, чтобы глаза не мозолило.
– Так и зашибить кого-нибудь недолго, – наставительно заметил дядя Саша.
– Или просто разбить к Едрене-Матрене, – задумчиво произнесла я и потрясла глиняное сердце. Что-то внутри него гремело, и это делало его почти живым. Похоже, именно это меня и останавливало.
– Дело, конечно, твое. Только спешить не стоит. Крепко подумай, а уж потом разбей. Ведь обратно склеить не получится.
* * *
Выставка молодых художников проходила под патронажем Министерства культуры и разместилась в Центральной библиотеке Лермонтова. Небольшое старинное здание, уютное и камерное.
Совершенно неожиданно она обернулась для меня триумфом. Я даже мечтать о таком не могла. Первая премия, куча дипломов, какие-то призы, интервью для нескольких журналов, заказы на портреты и пейзажи.
От внимания к моей персоне голова шла кругом. И главное, работы теперь немерено. Можно не думать о хлебе насущном, не рисовать пошлые портреты по фотографиям, а работать для души. Вот что значит признание, когда твои картины нравятся и востребованы.
Закрытие выставки было обставлено торжественно, но без помпы. Живая музыка, легкий фуршет. Много прекрасных работ, новые знакомства, общение с маститыми художниками. И никто не смотрит косо на мое маленькое черное платье, купленное в обычном магазине, хотя тут немало первых людей города. Да чихать они хотели на бренды. Умным людям это неважно.
Я ходила по светлому залу с бокалом шампанского. Со мной разговаривали важные персоны – министры чего-то там, директора музеев, меценаты-бизнесмены. Некоторых я видела по телевизору или они мне попадались в интернете. Они интересовались моими планами на будущее. Разговаривали как с равной. А что в этом такого? Я что, из другого теста?
Холодный напиток приятно пощипывал губы игривыми пузырьками. Я подошла к окну. На улице заметно потеплело. Пришла весна. Сизый туман окутывал город плотной дымчатой вуалью.
Жизнь налаживается. Почти. Ведь Макса рядом не будет никогда. Я продолжала думать о нем постоянно. Забыть его я не могла, как ни старалась. Эта заноза сидела в моем сердце и причиняла невыносимую боль.
Где он сейчас? С кем? Какую Дарину ласкает? А может, он все-таки тоже скучает по мне? Нет, не стоит строить иллюзий. Вряд ли он один… Такой мужчина не будет долго страдать в одиночестве. Он же не монах-отшельник.
Портрет Макса произвел фурор.
– Что думает о своем портрете Максимилиан Радзивилов? – поинтересовался у меня корреспондент какого-то журнала. Я уже сбилась со счета, с кем из представителей прессы общалась сегодня.
– Понятия не имею, – честно призналась я, пожав плечами.
– Вы выставили портрет без согласия заказчика? – вскинул брови журналист.
– Он возражать не будет, – криво усмехнулась я. Путь только попробует! – Тем более что Максимилиан Радзивилов не заказчик. Это собирательный образ молодого удачливого и расчетливого предпринимателя.
– Можно об этом поподробнее? Почему Вы изобразили именно его? Да еще в полуобнаженном виде? – не унимался корреспондент.