Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карла Нобл, Минди, Тина Джефферсон, Саймон Клири.
Запахи, взгляды, отчуждение.
— Она надевала босоножки на белые носки! Ты представляешь?
— Наверное, будет дождь. У тебя есть зонтик, Тина? Пойдем из школы вместе?
— Дай попробовать твой ключ, по-моему, мой погнулся или что-то в этом роде…
— Митфорд, ты принес мне деньги?
Это снова Берт Моран, его дышащая тупая туша, раздробившая ногу Киту Хогарту. Кит спит в наркотическом сне, на его лице маска, и собравшиеся кругом медики ввинчивают в его кость пластины, ставят спицы и прокалывают насквозь разошедшуюся кожу.
Берт Моран — здесь. Новый капитан старой команды.
Он здесь и ему нужны пятьдесят баксов.
— К черту тебя, неуклюжий ублюдок.
— Пошел к черту, ублюдок.
Что из этого произнесено вслух?
Первым рассмеялся Кирк Макгейл, за ним, повизгивая, захохотал Макс.
— Ублюдок — твой папочка, Митфорд, — удовлетворенно пояснил Берт. — Я вчера пялил твою мамашу, а он даже выпить мне не предложил.
Томми остановился. Иллюзия тяжелого, уверенно лежащего в руке оружия, стала полной, и этой потяжелевшей рукой, сжатой в кулак, он наотмашь ударил Морана.
Ударил и сжался. Моран должен был, обязан был обрушить на Томми ответный удар, но вместо этого он слепо качнулся, схватившись за челюсть. Сделал два шага назад и прислонился к стене, мотая головой, словно бык в стойле.
— Он тебя уделал! — в полном восторге заорал Кирк, пританцовывая вокруг Берта. — Тебя уделал педик, Моран! Ну ты и баран!..
Макс Айви вздохнул.
— Ничего особенного не случилось, — брезгливо сказал он. — Заехал в челюсть, а Моран пасть разинул, и продырявил себе зубами язык.
В подтверждение его диагноза Берт наклонился, уперся руками в колени и сплюнул на пол кровавую пенистую лужицу.
— Ты в порядке, чувак? — спросил Кирк, нагибаясь и пытаясь заглянуть в лицо Берту.
Томми не стал дожидаться ответа. Он ускорил шаг и завернул в боковой коридор, надеясь, что дверь на запасную лестницу открыта, и можно будет ускользнуть через нее.
Уверенность и Томас покинули его при виде крови.
Страх снова появился, старый приятель-страх. Никакого выхода, ни на запасную лестницу — дверь заперта намертво, ни выхода из школьного кошмара.
Еще целый год, подумал Томми. Мне учиться с ними целый год. Пожалуй, Кленси прав, и придется вешаться.
Эта мысль его неожиданно позабавила.
— Открыть дверь? — ровным мягким голосом спросил кто-то.
Томми шарахнулся и натолкнулся на худое, еле теплое тело.
— Стэнли! — с облегчением выдохнул Томми. — Откуда ты взялся?
— Я тут был, — самодовольно сказал Стэнли и показал Томми длинную швабру, мягкая длинная щетка которой распласталась по полу грязной медузой. — У меня есть ключ.
— А тебе не попадет, если ты меня выпустишь?
Стэнли медленно покачал головой и вынул из кармашка рабочего комбинезона блестящую связку.
Он почти не глядя выбрал ключ, вставил его в замок и провернул. Дверь тихонько раскрылась, Томми сбежал вниз по лестнице и не видел, как Стэнли поднимает к носу швабру и нюхает ее, пропахшую мочой, грязью и моющим средством. Нюхает сосредоточенно, с наслаждением.
И только после этого снова запирает дверь.
Запасная лестница привела Томми в тупик. Вторая дверь, ведущая на улицу, тоже была закрыта. На маленькой площадке перед дверью умещались: пластиковое ведро с отломанной ручкой и коробка с пустыми картонными папками, аккуратно сложенными в кипы и перевязанные веревками.
Больше не было ничего, и наверху тоже ничего и никого не было — дурачок Стэнли ушел, не задумываясь о дальнейшей судьбе Томми.
— Господи, а… — простонал Томми, хватаясь за стену одной рукой, а другой расстегивая ширинку.
Мерилом счастья его сегодняшнего дня оказалось сломанное пластиковое ведро, иначе пришлось бы коротать время запертым наедине с огромной лужей мочи.
Звонить и просить о помощи было некому. Кит приходил в себя после операции, плавая в мареве золотистых лопающихся пузырей, наполненном нежным эхом. Рядом с ним сидела миссис Хогарт и безуспешно набирала номер мистера Хогарта, пропавшего в неизвестном направлении.
Чуть позже Кит очнется, сжимая зубы и страдая от жажды, встретит испуганный взгляд матери и снова закроет глаза.
Его мир рассыпался, и не осталось ничего, за что он мог бы уцепиться. Ему не о чем говорить с матерью, он и двух слов не сказал сестре.
Он ждет Томми.
«Слушайся Томми Митфорда, Кит. Только его. Он покажет тебе, как из этого выбраться».
В это же время полицейские, вскрыв давно молчащую квартиру Кевина Кленси, обвиненного в растлении малолетних и краже по заявлению Шейлы Митфорд, обнаружат кишащее личинками тело в серой рваной куртке.
В кармане куртки найдут двести долларов, на столе — бутылку виски, кофеварку с черным дном и стенками, пару дешевых сигар и маленький пузырек с сердечными каплями.
Полицейские и коронеры займутся телом Кленси в назойливом жужжании десятков мух, упакуют в черный целлофан и позже заморозят дело о растлении по причине смерти обвиняемого.
Миссис Митфорд звонит в полицию поинтересоваться судьбой своего дела, выслушивает короткий ответ и возмущается: как — умер? А кто понесет ответственность за кражу? Мой сын? Что вы говорите! Мой сын не вор, а жертва. И еще неизвестно, какие штучки вытворял с ним этот извращенец Кленси, а вы теперь говорите — он умер! И что мне делать?
Она в задумчивости кладет трубку, потом хватает ее вновь и просит секретаршу соединить ее с директором школы.
Джастин и Сара, между которыми растворилась непроницаемая стена романтики, сидят на веранде крошечной кофейни. Джастин снова не выспался, но номер в ближайшем хостеле заказан, и он терпеливо ждет, пока Сара прикончит свой кофе и штрудель, чтобы снова вернуться в номер и подремать перед долгой поездкой обратно.
Сара по-семейному перекладывает ему на тарелку куски печеного яблока, посыпанного сахарной пудрой, и Джастин с благодарностью ест, хотя совсем не голоден.
Сара не хочет больше оставаться в этом городе. Она не знает, что делать дальше, ее резервы иссякли. Вторая сигнальная ракета Кита Хогарт погасла в полной темноте.
Кирк Макгейл, которому поручено разыскать Томми, бродит по школе, не особенно стараясь его найти. У Кирка развитое чутье, и сцена возле мужского туалета уже не кажется ему просто развлекательной.
Что-то в жестах Томми, во взгляде Томми, в его отчаянии, раздражает и пугает Кирка.