Монтгомери приводил ее в отчаяние, беспокоил и вызывал куда больший гнев, чем даже Аманда. В его объятиях Вероника испытывала экстаз. Но никогда не думала, что сможет так мгновенно и с такой легкостью полюбить Монтгомери.

Когда Вероника была маленькой девочкой, она любила сумерки, время до того, как землю окутает мрак. Воздух становился туманным, будто окутанным дымкой. Но это утро, переходящее в полдень, было еще более совершенным.

Переполненная и перенасыщенная чувствами, почти испытывая головокружение от них, Вероника прижалась щекой к груди мужа, когда они начали спускаться.

— У нас гости, — сказал Монтгомери, и тон его был сухим и холодным.

Вероника выглянула через край гондолы и увидела три экипажа, каждый из которых был до ужаса ей знаком, и почувствовала, как сердце упало в пятки. Три экипажа: один для дяди Бертрана и мальчиков, второй для тети Лилли и девочек и третий для пожиток.

— Дядя Бертран, — пробормотала Вероника.

— И все твое семейство в полном составе, — добавил Монтгомери.

Она обратила к нему беспомощный взгляд:

— Очень опасаюсь, что ты прав.

Они обменялись взглядами.

— Не можем мы остаться здесь?

Рот Монтгомери искривился в усмешке.

— На некоторое время, но, в конце концов, приземлимся. Нам придется встретиться с ними лицом к лицу.

— Я бы предпочла встретиться лицом к лицу со страхом, Монтгомери, — сказала Вероника,— а не со своей родней в полном составе.

— Тебе следует вышколить прислугу, Вероника, — сказала тетя Лилли. — Сегодня утром одна из горничных имела наглость улыбнуться мне.

Она с раздражением поднимала крышки с блюд и хмурилась.

— Что это у вас, шотландцев, такая страсть к овсу? — спросила она. — Утром самое лучшее — селедка. Вы не согласны?

Вероника отлично поняла, что последний вопрос относился не к ней. Дядя Бертран с отсутствующим видом посмотрел на нее и кивнул.

Ее отец тоже не любил овсяную кашу, и в их доме излюбленной шуткой было: «Вероника, если ты не закончишь сегодня прополку в саду, на ужин получишь овсяную кашу».

Мать шутливо грозила отцу: «Если твой отец через час не закончит свою писанину, я дам ему на ужин овсяную кашу вместо его любимого рагу».

Вероника не рассказывала об этом тетке. Ни тетя Лилли, ни дядя Бертран не любили говорить о ее родителях, будто неупоминание о них могло стереть из сознания Вероники память об отце и матери.

Монтгомери, сидевший за завтраком по другую сторону стола напротив ее дяди, посмотрел на нее. Веронике не требовалось прибегать к своему «дару», чтобы понять, о чем он думает. Его раздражали ее родственники.

Однако Монтгомери, по крайней мере, присутствовал здесь, за завтраком, чтобы смягчить страдания жены от пребывания за столом в обществе родственников, и Вероника была ему безмерно благодарна за этот жест доброй воли.

— Жаль, что у меня нет ничего, что могло бы вам понравиться, тетя Лилли, — сказала она. — Если вы расскажете мне о своих предпочтениях, я сообщу об этом кухарке. И завтра утром ваши любимые блюда будут для вас приготовлены.

Господи, сколько они здесь пробудут?

— Хорошая хозяйка должна быть всегда готова к любым неожиданностям, моя дорогая, — сказала тетя Лилли, возвращаясь к столу от низкого буфета.

Для человека, ничего не обнаружившего по своему вкусу, ее тарелка оказалась на удивление полной.

— А почему вы решили почтить нас визитом? — спросил Монтгомери.

Вероника посмотрела на мужа, потом на тетю Лилли. Если бы она позволила себе подобное замечание, ее бы отчитали за дерзость. В присутствии стольких людей, готовых осудить ее за ту или иную погрешность, было чудом, что еда не скисла у нее в желудке.

Но тетя Лилли только улыбнулась Монтгомери.

— Мы не просто гости, мой дорогой мальчик. Мы ее семья. И не думаю, что нам требуется приглашение, чтобы нас приветствовали в вашем доме.

Тетя Лилли снова улыбнулась.

— Но конечно, мы не предполагали, что вы будете заняты этим...

Она воздела руки к потолку, и они затрепетали, как крылья.

Ее родственники были до такой степени потрясены видом воздушного шара, что на протяжении всего обеда взирали на Монтгомери как на некое крылатое чудо, неожиданно оказавшееся в гостиной.

Вероника встала из-за стола прежде, чем тетя Лилли успела сказать что-нибудь еще.

— Конечно, вы желанные гости в Донкастер-Холле, тетя Лилли, — промямлила она, сделав нечто такое, на что никогда бы не осмелилась в Лондоне, — вышла из комнаты.

Монтгомери ожидал ее у двери столовой.

— Как они могли просто явиться сюда? — спросила она. — Неужели мне придется выслушивать их критические замечания, пока они не уедут? И когда они уедут?

— Раз они твои родные, то я даже не смею высказать догадки, — ответил ее муж. — Ты не думала спросить их?

— Она просто погладит меня по головке, скажет, чтобы я не волновалась, и отправится на кухню отдавать распоряжения слугам. Единственное, что сделало завтрак терпимым, — это что мои кузены и кузины попросили принести подносы в свои комнаты. Пять подносов, Монтгомери! Но ведь у нас не бесчисленное множество слуг. Сегодня утром пришлось задействовать всех горничных. Даже миссис Броуди пришлось носить подносы вверх и вниз по лестнице.

— Ты не предполагала, что они приедут?

— Понятия не имела об этом. Если мы ничего не предпримем, Монтгомери, они повадятся навещать нас. Будут наезжать каждые несколько месяцев и оставаться подолгу.

Выражение его лица стало зеркалом ее внутреннего смятения и ужаса.

Пожалуй, даже эмиграция в Америку была бы предпочтительнее нескончаемых визитов дяди Бертрана и его семьи.

— Можешь себе представить, что эти разговоры за обедом будут повторяться в течение двух недель?

Обед накануне получился сумбурным. Тщательно продуманное меню миссис Броуди пошло насмарку из-за неожиданного прибытия семерых гостей и их троих слуг. Они расправились с мясным, рыбным, овощным блюдами и пудингом, и при этом тетя Лилли не переставала сетовать на скудость и качество пищи, а Адам, Аманда, Элис и Энн вторили ей. Единственным, кто воздержался от критики, был Алджернон, да и то потому, что неважно себя почувствовал, и для него поспешно была приготовлена гостевая комната.

— Может быть, если я буду очень груб, — сказал Монтгомери, — они уедут раньше.

Вероника покачала головой, чувствуя, как в ней поднимается паника.

— Напротив, тогда тетя Лилли сочтет своим долгом поучить тебя хорошим манерам и останется дольше.