Они переглянулись. Впервые в их семейной жизни у них оказалась одна цель и один враг.

— Ты могла бы мне помочь с воздушным шаром, — сказал он.

— Ты просишь меня об этом, потому что пожалел меня? Или потому что и в самом деле тебе нужна моя помощь?

— Я прошу тебя, потому что не знаю, как иначе избавить тебя от назойливого внимания твоей тетушки, — сказал Монтгомери, протягивая ей руку.

— Мне надо предупредить миссис Броуди, — сказала она. — Скажу, чтобы она не обращала внимания на тетю Лилли.

Монтгомери кивнул.

— Следует предупредить и Рэлстона, — добавила Вероника.

Он только улыбнулся.

— Однако миссис Броуди и Рэлстон должны просто уметь постоять за себя.

Вероника вложила руку в его ладонь и позволила ему повести себя к черной лестнице. К тому времени, когда они оказались возле арочного моста, оба уже бежали, как бегут дети из классной комнаты.

В самой верхней части моста Монтгомери обнял ее за талию и кружил до тех пор, пока юбки не завертелись вокруг ее щиколоток. Вероника рассмеялась: лукавый блеск в глазах Монтгомери и улыбка на его лице ввели ее во искушение.

Кто мог подумать, что Монтгомери способен быть лукавым и шаловливым?

Монтгомери не шутил, говоря, что даст ей работу. Он вручил ей кожаный передник и поставил возле нескольких ящиков в углу.

Том, один из мальчиков, чьей обязанностью являлось находиться при конюшне, а теперь помогать Монтгомери, сейчас был приставлен к ней.

Том был молодым и застенчивым, что Вероника выяснила сразу, как только улыбнулась ему. Он вспыхнул, опустил голову и пробормотал что-то невнятное, чего она не смогла расслышать. Вместо того чтобы переспрашивать мальчика, Вероника проявила к нему сострадание и отвела глаза.

— Что конкретно я должна делать, Монтгомери?

Вероника оглянулась через плечо на мужа и увидела, что он снял сюртук и закатал рукава рубашки. До сих пор она не замечала, насколько развиты мышцы на его руках. Хотя даже полностью одетый Монтгомери представлял собой впечатляющее зрелище.

Их взгляды замкнулись друг на друге, и Вероника покраснела.

— Я ищу лопасти вентилятора, — ответил он. — Мне казалось, я их распаковал, но теперь никак не найду. Думаю, сейчас самое время распаковать все.

Он указал жестом на шесть ящиков, и Вероника кивнула.

Том использовал железный инструмент странной формы, чтобы поднять крышку первого. К тому времени, когда дело дошло до третьего, Вероника уже стояла по щиколотку в стружках и время от времени чихала, стараясь делать это как можно изящнее, как и подобает леди.

Вероника откопала какой-то овальный хрустальный предмет, который Монтгомери назвал термометром. Что-то похожее на флюгер вызвало его похвалу. Он пересек винокурню, приблизился к Веронике и взял этот предмет у нее, а потом поднял, держа перед собой.

— А я-то гадал, где он, — сказал Монтгомери. — Видишь ли, я выписал его из Италии и не думал, что он уже прибыл и находится здесь.

Не объяснив ей, что это такое, он снова направился к рабочему столу. Ее взгляд следовал за ним, Вероника смотрела, как он примостился на табуретке, с улыбкой глядя на предмет, похожий на флюгер, как на дорогого друга.

Воздух в винокурне был полон пыли, а температура там поднялась настолько, что стало слишком жарко. Вероника не вполне понимала, чем занята, понимала только, что едва ли в ее жизни было время, когда она чувствовала себя счастливее.

После вчерашнего полета на воздушном шаре она была готова снова совершить такое путешествие. Она ждала этого с нетерпением и сказала Монтгомери об этом, когда распаковали последний ящик. Опилки были собраны и сложены в пустой бочонок на растопку. Монтгомери улыбкой ответил на ее замечание, радуясь ее энтузиазму.

Увидев одну из горничных на арочном мосту, несущую ленч для Монтгомери, Вероника сочла это сигналом к возвращению в дом. Она должна была проследить за тем, чтобы ее родственники ни в чем не нуждались и получали все, что пожелают.

— Что мне сделать, чтобы убедить тебя вернуться со мной в Донкастер-Холл? — спросила Вероника мужа.

Его внимание было поглощено массой металлических частей, сваленных на рабочий стол. Мгновение Веронике казалось, что он не обратил внимания на ее слова. Однако секундой позже он поднял голову и посмотрел на нее с улыбкой. Монтгомери положил на рабочий стол инструмент, который только что держал в руках, вытер их тряпицей и подошел к ней. В дверь винокурни пробился солнечный свет, окутав его ярким сиянием.

Вероника подошла к нему ближе и остановилась, только когда ее башмаки коснулись носков его сапог. Со вчерашнего дня она была полна радостного возбуждения, которое не способно было уничтожить даже появление ее родственников. Она запрокинула голову и смотрела на него, щурясь и моргая на свет. Положив обе руки ему на грудь, ощутила тепло его тела и ровное и сильное биение сердца.

— К сожалению, — прошептала Вероника, — хорошие манеры предписывают мне сейчас быть леди в своей гостиной.

— Какая жалость, — откликнулся Монтгомери. — Я бы предпочел шлюху в своей спальне. Или в старой винокурне.

Он прикрыл ее руки ладонями, и это было нежное прикосновение, чего никогда не случалось прежде. Он целовал ее ладони, и жар этого поцелуя распространился по всему ее телу.

Горничная принесла еду Монтгомери и поставила на стол возле двери, а потом заговорила с Рэлстоном. Том тоже задал какой-то вопрос, Рэлстон ответил ему. Все эти звуки были обыденными, рядовыми, но все их Вероника воспринимала как покушение на их уединение.

Ей отчаянно хотелось побыть с мужем наедине. И, судя по блеску его глаз, Монтгомери хотел того же самого.

— Рэлстон, — сказал он вдруг, обращаясь к дворецкому, — у меня для тебя поручение.

Он оставил Веронику, подошел к рабочему столу и взял с него лист бумаги.

— Отнеси этот список мистеру Керру. Мне надо пополнить запасы кое-каких частей. — Потом перевел взгляд на Тома: — Захвати с собой Тома.

Старик, да благословит его Господь за его чуткость и понимание, не стал задавать вопросов. Только наклонил голову, кивнул и сделал знак Тому. Минутой позже оба исчезли.

Монтгомери снова повернулся к Веронике.

Она вытерла руки о передник и смотрела на него загадочно, пока муж приближался к ней.

Монтгомери медленно развязал тесемки ее кожаного передника и позволил ему упасть на грязный пол.

Вероника склонила голову, и в ее глазах появился странный букет эмоций, очаровавший его: любопытство, восторг, возбуждение и, возможно, легкое сомнение.

— Я изголодался, — сказал он тихо.

— Неужели?

Вероника обернулась и посмотрела на дверь, которую Рэлстон — благослови, Господи, его чуткость — догадался закрыть.