Монтгомери проводил ее до двери и, открыв ее, снова поцеловал Веронику.

Он не стремился жениться и не делал из этого тайны. Не хотел никого спасать, но был вынужден выручить Веронику из Братства Меркайи. И за это был вознагражден браком с самой удивительной, обворожительной и желанной женщиной из всех известных ему.

Вероника никогда не говорила о своих родителях, а вчера он выяснил, что она таила в себе целое море печали. Сегодня же показала себя прекрасным товарищем и помощницей, сумевшей очаровать даже Тома. Она много часов работала без устали, а потом превратилась в сирену, и он не смог воспротивиться ее чарам.

Монтгомери оперся спиной о кирпичную стену и смотрел вслед Веронике, подозревая при этом, что стал теперь совсем иным человеком, отличным от того, каким приехал в Шотландию.

И почему это, черт возьми, он чувствовал себя таким счастливым?

Пересекая арочный мост, Вероника все еще ощущала его внутри. При этом тело ее снова обдавало жаром. Стоило мужу дотронуться до нее, как она начинала таять. Стоило ему по-особому взглянуть на нее, и она становилась влажной. Стоило ей услышать его голос, и она вспоминала все те восхитительно грешные вещи, что они проделывали вместе.

В эту самую минуту Вероника чувствовала себя так чудесно, что не хотела видеть своих родных. Но ее обязанностью было позаботиться об их нуждах, и потому она проследовала в свою комнату, испытывая потребность вымыться и переодеться перед встречей с гостями. Ее тетка и кузины сочтут состояние ее платья недостойным, а она решила не давать им повода критиковать ее. Во время ленча ей надо было любой ценой заставить их сообщить, как долго они намерены пробыть здесь.

Элспет находилась в ее комнате и развешивала в шкафу новые платья. Выражение ее лица казалось мятежным, и, прежде чем девушка заговорила, Вероника догадалась, что это имеет отношение к ее кузинам.

— Вот и вы, ваша милость, — сказала Элспет, приветствуя ее вымученной улыбкой.

— В чем дело, Элспет?

— Я ведь ваша горничная, миледи! Разве нет?

Вероника кивнула.

— Я должна заботиться о ваших вещах, приносить свежие цветы в вашу комнату и убирать в ней, если это понадобится. Хотя, должна сказать, ваша милость, вы не разбрасываете вещи где попало.

Элспет сжала руки, по-видимому, принимая какое-то решение, и быстро заговорила:

— Для меня повышение по службе — быть в вашем распоряжении, и я очень горжусь этим. Миллисент все еще зла на меня за это и смотрит на меня холодно. И все же я должна знать, когда вы посылаете кого-то отдавать мне распоряжения. В противном случае как мне догадаться о ваших желаниях. Откуда я узнаю, вы ли так распорядились, и, если я начну с кем-нибудь спорить, ваша милость, вы на меня разгневаетесь, а я не хочу потерять свое место.

Вероника поставила стул у окна, стараясь успокоиться, и сделала знак, указывая на кровать.

— Иди сюда, Элспет, сядь и скажи мне, что случилось. И говори, пожалуйста, помедленнее.

Элспет села на край кровати, свесив ноги, и некоторое время смотрела на них, прежде чем заговорить.

— Примерно час назад я принесла, ваша милость, ваши свежевыстиранные платья. И вам будет приятно узнать, что пятно на синем полосатом платье сошло.

Вероника кивнула, стараясь проявлять терпение:

— И в моей комнате кто-то был?

— Да, ваша милость. Одна из ваших кузин. Мне показалось, что она рылась в вашем шкафу. Она сказала, что ищет какую-то вещь, за которой вы ее послали, и велела мне немедленно убираться.

— Я так понимаю, что ты не согласилась, — догадалась Вероника, испытывая теплые чувства к девушке, проявившей такую преданность ей.

Элспет кивнула:

— Я отказалась уйти, ваша милость. В конце концов, она ушла, но обещала, что позаботится о том, чтобы меня еще до вечера уволили.

Вероника была потрясена, заметив слезы в глазах девушки.

— Я никого ни за чем не посылала, Элспет, — сказала Вероника, вставая. — Не знаю, что здесь делала моя кузина, но она находилась здесь не по моему поручению.

Хотя Вероника уже догадалась, кто это был, она все- таки спросила:

— И это была...

— Думаю, мисс Аманда.

Вероника положила руку на плечо Элспет:

— Благодарю тебя, Элспет. Ты все сделала правильно, то, что и должна была сделать. Никаких неприятных последствий для тебя не будет.

— Значит, меня не уволят?

— Ни в коем случае, — ответила Вероника. — И к тому же в награду за твою преданность мне я поговорю с миссис Броуди, чтобы ты и Робби могли пользоваться вашим свободным днем вместе.

— Ваша милость, я не знаю, что сказать.

На ресницах Элспет повисли слезы, но ее улыбка напомнила Веронике момент, когда солнце проглядывает сквозь тучи в разгар грозы.

Вероника открыла выдвижной ящик внизу одного из платяных шкафов и проверила запертую шкатулку. Все деньги ее отца оказались на месте. Правда, это была не единственная ценность в комнате. Она подошла к своему бюро, выдвинула ящик и уставилась внутрь. Там было пусто.

Зеркало Туллох Сгатхан исчезло.

Монтгомери поднял глаза, когда Эдмунд вошел в винокурню. Он не прекратил работу, ибо стремился закончить ее поскорее, чтобы привести себя в божеский вид и предстать перед Вероникой и ее родными.

Вне всякого сомнения, Эдмунд принес ему дюжину-другую бумаг на подпись и поставит его перед необходимостью принимать решения, что его ни в коей мере не интересовало.

— Ваша милость, — приступил к разговору поверенный, подходя ближе и останавливаясь перед рабочим столом.

Монтгомери спрятал инструмент в кожаный рукав, потом положил обе руки на деревянную поверхность рабочего стола.

— В чем дело, Эдмунд? Надо повысить жалованье слугам, заказать больше продуктов для кухарки, нанять еще дюжину горничных? Лучше всего обратиться для решения этих вопросов к моей жене, поскольку домашними делами ведает она.

— Вы предоставляете право решать эти вопросы ее милости?

Эдмунд выглядел настолько ошеломленным, что Монтгомери захотелось усмехнуться.

— Право же, это так. Моя невестка управляла в Виргинии домом и прекрасно с этим справлялась. И должен добавить, без моего участия.

Эдмунд кивнул, будто эта мысль представилась ему достойной рассмотрения, но не двинулся с места.

— Значит, вы пришли сюда не по домашним делам? Так в чем же дело? Что-то не ладится с ткацкими станками из Франции, с овцами, с угольными шахтами?

— У вас, ваша милость, много владений, — сказал Эдмунд смущенно.

Монтгомери посмотрел на него: