Когда наступила ночь, по союзническому радио передали сообщение, которое буквально повергло нас в шок. В нем говорилось, что дуче в качестве пленника только что доставили в Африку на борту итальянского военного корабля из порта города Специя.

«Неужели и на этот раз мы опоздали?» — с ужасом подумал я, но потом, пережив первое потрясение, взял морскую карту, курвиметр и занялся расчетами.

Поскольку нам было точно известно, в какое именно время часть итальянского флота улизнула из Специи, мне довольно легко удалось подсчитать, что даже самое быстроходное судно за столь короткий срок не смогло бы достичь африканского берега. Отсюда следовало, что услышанное нами радиосообщение являлось специально организованной попыткой ввести нас в заблуждение. Поэтому мы ничего не стали менять в намеченном плане и оказались правы. Стоит ли после этого удивляться, что впоследствии я с большим недоверием относился к любой новости, исходившей от союзников?

В воскресенье 12 сентября 1943 года ровно в пять часов утра мы одной колонной выдвинулись на аэродром, где выяснилось, что планеры прибудут приблизительно в десять часов.

Воспользовавшись этой отсрочкой, я решил еще раз проверить снаряжение моих людей, которые были переодеты в форму парашютистов. Каждого из них снабдили парашютным пайком из расчета на пять дней, кроме того мне удалось выбить для них еще несколько ящиков свежих фруктов. Поэтому солдаты, расположившись в тени бараков и немногих деревьев, стали наслаждаться почти лагерной жизнью. Однако напряжение перед предстоящей операцией все же ощущалось, и мы старались развеять любые проявления боязни или нервозности.

Между тем часы стали показывать восемь тридцать утра. Прошло уже полчаса после обговоренного с итальянским генералом времени, но он не появлялся. Пришлось обер-лейтенанту Радлу срочно отправляться в Рим. Я приказал ему во что бы то ни стало привезти этого генерала, и как можно быстрее.

— Нам он нужен живым! — напомнил я ему.

Радл постарался на славу. Несмотря на все трудности, он все-таки нашел генерала в Риме и доставил его на аэродром. Как только итальянец очутился на аэродроме, генерал Шту-дент в моем присутствии через лейтенанта Бартера, выполнявшего роль переводчика, провел с ним короткую беседу. Мы заявили итальянцу, что Адольф Гитлер лично высказал просьбу о том, чтобы он своим участием помог нам избежать по возможности кровопролития во время освобождения Муссолини. Итальянскому генералу явно польстило, что сам глава нашего государства заинтересован в его содействии, и он не смог отказаться. Итальянец обещал сделать все, что в его силах, и мы получили неоценимый козырь в предстоящей игре.

Первые грузовые планеры совершили посадку на аэродроме около одиннадцати часов утра. Буксирные самолеты были немедленно заправлены и, прицепив планеры, согласно предписанию заняли исходные позиции для взлета. Генерал Шту-дент, пожелав удачи всем участникам операции, пригласил пилотов и командиров всех двенадцати отделений в здание аэродрома. Он выступил перед ними с краткой речью, в которой он еще раз напомнил и строго предупредил, что разрешается только осторожная посадка из планирующего полета.

— Вследствие большой опасности для личного состава я запрещаю посадку из пике, — подчеркнул он.

Затем слово было предоставлено мне. Я набросал на доске карту местности, указал на ней точки приземления каждого планера и проинструктировал всех командиров отделений, отдав последние распоряжения отдельно взятым группам и поставив конкретные задачи. Интересно, что тогда солдаты придумали себе девиз: «Сделаем легко!» Этот легкомысленный на первый взгляд лозунг до самого конца войны оставался боевым кличем истребительных частей СС[140].

Вместе со старшим офицером службы разведки штаба корпуса, тем самым, который принимал участие в нашем полете по проведению аэрофотосъемки, мы еще раз сверили время, высоту и маршрут полета, так как в его задачу входило руководство полетом всего нашего отряда из первого самолета. Ведь он являлся единственным офицером, за исключением меня и Радла, кто видел местность с воздуха. По нашим подсчетам, время, которое требовалось для преодоления примерно ста километров, составляло ровно один час. Соответственно, в воздух мы должны были подняться в тринадцать ноль-ноль.

Внезапно в половине первого прозвучал сигнал воздушной тревоги, и в небе появились вражеские бомбардировщики. До нас стали долетать звуки разрывов бомб, мы все бросились в укрытия, а я подумал, что это может поставить под вопрос проведение самой операции.

«И надо же такому случиться в самую последнюю минуту», — досадовал я.

Тут рядом со мной послышался голос Радла:

— Сделаем легко!

Как ни странно, уверенность вновь вернулась ко мне, а за несколько минут до назначенного времени взлета сирены прогудели отбой тревоги.

Мы бросились на летное поле, куда упало несколько бомб. Покрытие немного пострадало, но вся техника осталась невредимой. Можно было отправляться на задание, и все бегом устремились к машинам.

— По местам! — скомандовал я.

Итальянский генерал, судя по всему, уже начал сожалеть о своем обещании и брел к планеру скрепя сердце, но мне уже некогда было обращать на него внимание и беспокоиться о его душевном спокойствии. Итальянца я усадил впереди себя на узкое сиденье, на котором мы восседали как на лошади, тесно прижавшись друг к другу. В такой тесноте едва хватало места для оружия.

Мой взгляд упал на циферблат наручных часов. Они показывали уже тринадцать часов, и я подал сигнал к старту. Моторы взревели, самолеты покатились по полосе, и вот мы в воздухе!