– Вечером 8 сентября я обменялся телеграммами с Керенским, который меня спрашивал, могу ли подтвердить то, что сказал Львову. Не допуская мысли, что посланец Временного правительства может неправильно передать смысл моего разговора, я ответил, что готов подтвердить… У меня не было ни малейших сомнений, что властью в столице овладели безответные элементы и что родина погибла. В такие минуты не приходится рассуждать, а необходимо действовать. Я принял известное вам решение: или спасти родину, или умереть на своем посту.

Несомненно, Корнилов был искренно убежден, что правительство вело Россию к гибели, и он, конечно, был прав. Но он не рассчитал момента своего наступления на столицу, и – что еще хуже – он не сам двинулся во главе туземных войск, а послал генерала Крымова, который, двигаясь слишком быстро, был отрезан от главных сил, наступавших из Ставки. Между тем большевистские агитаторы, пользуясь отсутствием популярного среди казаков вождя, повели свою разлагающую пропаганду. Они говорили, что казакам было приказано идти на Петроград, чтобы подавить большевистское восстание. А между тем их обманули и привезли для свержения демократического правительства. Они должны были, таким образом, сделаться орудием для контрреволюционного выступления. Корнилов покушался на священную свободу. Он стоял за дисциплину, войну и введение смертной казни. Керенский же был защитником свободы и хотел только блага народу.

Утомленные, полные сомнений, не зная, кому верить, казаки колебались. Во всяком случае, в Петрограде было совершенно спокойно. Что же означало их нападение на беззащитный город? Они не могли обратиться к Корнилову за разъяснениями. В отряде Крымова началось брожение, и были отмечены случаи неповиновения офицерам. Казаки отказались идти дальше, до тех пор пока они не получат известий от Корнилова. Часть войск перешла на сторону Временного правительства. Корнилов был арестован, и, таким образом, себялюбие и тщеславие Керенского положили новый большой камень в фундамент здания большевистской масти. Единственный человек, который был способен восстановить дисциплину в армии, был посажен в Быховскую тюрьму. Наоборот, распропагандированные петроградские рабочие, получив розданное им по приказу Керенского оружие, составили вооруженное большевистское ядро, которое впоследствии шутя смело Временное правительство.

После того как Крымов покончил с собою, а Корнилов был брошен в тюрьму, уже не оставалось надежд на возрождение России. Немцы наступали по всему фронту. Ревель подвергся непосредственной опасности. Ходили слухи о возможности бомбардировки Петрограда, Все, кто могли, уезжали. Ликвидировались квартиры, на вокзалах происходили трагические сцены расставания уезжающих и остающихся. Навеки бросались обстановки, редкие вещи, которые собирались из поколения в поколение. Тень революции распростерлась над высокопоставленными и простыми людьми, над богатыми и бедными, принося с собою не обещанную свободу, а голод, бедность, нужду и гибель всех надежд.

И не одни русские страдали от этой катастрофы. В Петрограде жило значительное количество англичан, которые уже в течение нескольких поколений пустили глубокие корни в русской столице. Теперь фабрики и заводы начали закрываться, торговля замерла, состояния, собранные из поколения в поколение, обесценивались. Состоятельные члены английской колонии начали испытывать нужду и недостаток в деньгах.

Английская церковь на набережной Мойки с каждым воскресеньем становилась все безлюднее. Отсутствовали знакомые лица на собраниях в посольстве. Повсюду была тоска, расставания и проводы. Летом я снова ездила в Ревель и там тоже нашла разрушающее влияние революции. Маленькая группа английских офицеров боролась там с все возрастающими трудностями. Они старались делать свое дело, поддерживая дисциплину посреди полной анархии, а тем временем большевики всеми силами стремились разложить лояльных английских матросов и вызвать брожение в подводных лодках.

Капитана Кроми русские матросы буквально ненавидели. Ему угрожали анонимными письмами, за ним следили. Лицо Кроми приняло утомленное выражение, а на висках появилась седина. Ему становилось все труднее и труднее сдерживаться перед наглостью и вызывающим поведением русских матросов.

Тяжелый период революции также сказывался и на моем отце, и мы следили за ним со страхом и опасениями.

Глава 21

Торжество большевизма

Осень уже переходила в зиму, а немцы все продвигались вперед. Вопрос о том, будет ли Петроград эвакуирован, становился все более актуальным, но не получал определенного разрешения. Моему отцу было сказано, что правительство готовится к эвакуации в Москву и что там делаются уже приготовления к переводу туда иностранных миссий. Дворец Юсупова был отведен для английского посольства. Однако планы эти так и не получили осуществления, так как события двигались все быстрее и дни Временного правительства были сочтены.

27 сентября Советы созвали предпарламент, который вынес постановления, являвшиеся прямым вызовом Керенскому. Немного позднее этот предпарламент выбрал исполнительный комитет, который должен был играть роль буфера между Советами и Керенским. В Париже в ноябре должна была состояться союзная конференция, и после некоторых размышлений было решено, что Россия примет в ней участие и ее будет представлять Терещенко. Он должен был вначале посетить Лондон, и было решено, что мы должны его сопровождать, так как британское правительство желало обсудить совместно с моим отцом положение в России.

Терещенко был одним из немногих членов Временного правительства, который походил на культурного человека. Он прекрасно говорил по-французски и по-английски, был молод, интересен, обладал большим обаянием и был настолько богат, что его враги говорили, будто он финансировал революцию и даже купил себе министерский пост. Это был человек совершенно искренний в своих принципах, но его безграничное восхищение Керенским было причиною того, что он смотрел на общее положение слишком оптимистически. Его чарующие манеры и приятный голос имели также влияние и на моего отца, который верил его постоянным обещаниям, что правительство приступит к более решительным действиям и на фронте начнется наступление.

Весьма возможно, что сам Терещенко был уверен в справедливости своих надежд. Но так как обещания его не выполнялись, а отец мой верил им, обстоятельство это производило неблагоприятное впечатление в Лондоне. Британское правительство было готово потерять терпение, когда ни одно из данных Терещенко обещаний не было выполнено, и армии союзников на Западном фронте приходилось выдерживать натиск немцев.

Советы выбрали Скобелева сопровождать Терещенко на предстоящую союзную конференцию в Париже, и это вызвало значительное неудовольствие среди союзников, так как они опасались, что лозунг «Мир без аннексий и контрибуций» будет немедленно выдвинут на предстоящих совещаниях. Это также затруднило положение Терещенко, но, когда он попробовал протестовать против этого в речи, произнесенной в предпарламенте 31 октября, на него яростно напали левые газеты, и его пригрозили арестовать, если он осмелится двинуться в Париж. Наш отъезд был отложен до 8 ноября в надежде, что соглашение с Советами состоится.

Прошло восемь