— Я тогда не послушала тебя. Но затем задумалась над твоими словами, и, знаешь, ты оказалась права. Вот теперь это то, чем я занимаюсь. Я сочиняю все больше и больше песен. Придумываю танцы, этот я тоже поставила сама. Все, что я пишу, очень четко передает мои чувства. В результате я чувствую себя просто великолепно. Виолетта замечательная танцовщица, правда?

— А как насчет него? — Женевьева указала на Нормана Беттерсона, который болтал с Виолеттой у рояля. — С каких это пор вы стали такими друзьями?

— Ах да. — Лулу захихикала. — Ну, это произошло как раз ночью на той вечеринке. С которой ты умчалась, презрительно задрав нос. А кое-кто из нас остался, чтобы повеселиться.

— Ты хочешь сказать, что спала с Беттерсоном?

Лулу сузила глаза.

— И что с того? Почему это для тебя так важно?

Действительно, почему? Но это было именно так. Беттерсон — ее человек, а не Лулу. Она первая познакомилась с ним. Он стал частью ее мира.

— Ты использовала его, — выпалила она. — Чтобы позлить меня.

— Послушай. — Лулу резко поставила пивной бокал на стойку. — Ты что, забыла, ведь я сказала, что мы хорошо повеселились, Виви?

— Тебе очень удобно таскать меня по Парижу, как какую-нибудь подпорку для сцены в твоем исполнении. Говорить мне, что делать и кем быть. Но ты тоже ревнуешь.

— Ты пьяна, шери. Иди домой и ложись спать прямо сейчас, пока не ляпнула чего-нибудь еще.

— Именно поэтому ты и настаиваешь, чтобы я спала с другими мужчинами. — Распалившись, Женевьева уже не могла остановиться. — Ты завидовала моему браку и хотела разрушить его. Я была счастлива с Робертом, пока ты не начала приставать ко мне!

— Ты думаешь, я завидую твоему браку? — Лулу уперла руки в боки. — Тому, что у тебя есть он!

Но Женевьеву уже невозможно было остановить.

— Ты продолжала и продолжала убеждать меня, чтобы я изменила Роберту. И в конце концов я до этого докатилась.

Куда меня привело твое веселье? Я не могу даже смотреть на Гая Монтерея, даже имени его не могу выносить. А что касается Паоло Закари…

— Значит, ты все-таки спала с Монтереем. Почему солгала?

— Мне было стыдно. А теперь я влипла в серьезные отношения с Паоло Закари, я в полном отчаянии, и это — твоя вина!

Лулу помрачнела.

— Моя вина? Ах, ну конечно. Ведь испорченная маленькая принцесса вроде тебя никогда ни в чем не виновата! И ты еще говоришь, что я использую людей, моя так называемая подруга. Ты использовала меня, чтобы завести свои знакомства. А теперь я стала не нужна, ты едва появляешься, чтобы поговорить со мной. Ты смотришь на меня свысока, как и все люди твоего сорта. Да так всегда было, просто я не замечала этого до сегодняшнего дня.

— Возможно, я не хочу встречаться с тобой как прежде, потому что поняла, что ты за «подруга». Злая, вероломная, фальшивая, насквозь пропитанная завистью, ты убеждена, что все остальные должны быть несчастны, как и ты. Ну что ж, мои поздравления, Лулу. Я абсолютно несчастна. И все это — благодаря тебе! — Женевьева сорвалась на крик, но никто не обернулся посмотреть, что происходит. Потому что именно в этот момент нечто более громкое и взрывоопасное происходило как раз у них за спиной.

Жозеф Лазарус приблизился сзади к Норману Беттерсону и похлопал его по плечу. Беттерсон, увлеченный разговором с Виолеттой, досадливо отмахнулся от него. Лазарус схватил Беттерсона за плечо и попытался толкнуть его, тогда Фредерик Кэмби подошел к нему и ударил кулаком в его носатую физиономию. Лазарус упал, опрокинул стол, уставленный напитками, увлек за собой Беттерсона. Виолетта завизжала. Лазарус тут же вскочил на ноги и ударил Кэмби по голове бутылкой. Завизжала Лулу. Лоран, одноглазый бармен, награжденный медалью за отвагу, защищал подступы к барной стойке, размахивая дубинкой. Беттерсон встал на четвереньки и быстро пополз прочь, направляясь в сторону туалета. Кто-то швырнул стакан, который вдребезги разбил оконное стекло. Кто-то подхватил стол, намереваясь опустить его на голову Лазарусу, но ошибся и ударил Лорана, который замертво рухнул на пол. Жанин, суровая официантка, врезала между ног тому, кто ударил ее любимого Лорана. Лазарус с вызывающим видом брел по комнате, визжал, как свинья, и направлялся прямо к Лулу и Женевьеве, но на чем-то поскользнулся, подставил подножку Жанин и потащил ее за волосы на пол. Женевьева и Лулу завизжали. Беттерсон вышел из туалета и тоже завопил, закусив губу от восторга, очевидно несказанно обрадованный происходящим. Прижав полотенце к окровавленной голове и тяжело опираясь на Виолетту, Кэмби продвигался к черному ходу. Когда жандармы вошли в бар, парочка незаметно ускользнула в ночь. Пудель Лорана лизал лужи на полу: разлитые напитки, искусственную и настоящую кровь. Тонкие желтые пальцы Марселя ласкали клавиши рояля.

29

Женевьева вошла в квартиру в одних чулках, держа свои кроваво-красные туфли в руке.

— Я знал, что у тебя не было мигрени. — Роберт стоял в гостиной, воротник рубашки был расстегнут.

— Роберт! Ты напугал меня. Я думала, ты уже лег спать.

— Как я мог лечь спать? Моя жена заболела и уехала домой в самый разгар ужина в ресторане, но спустя два часа я не обнаружил никаких следов ее возвращения. Где, черт возьми, ты была?

— Дорогой, давай пройдем в гостиную и присядем. — Она взяла его за руку, но он вывернулся.

— Не надо говорить со мной таким тоном. Сейчас именно ты не права. Ты обещала мне, что это больше не повторится. Прошло всего несколько дней с тех пор, как ты пообещала!

— Пожалуйста, Роберт. Мы ведь не хотим разбудить Селин, правда?

Роберт вздохнул, и она поняла, что победила. Он мог злиться, сходить с ума от беспокойства, но облегчение от мысли, что с нею все в порядке, было сильнее, чем его вспыльчивость.

Женевьева включила лампу с абажуром цвета страусиного яйца, они уселись рядышком на кушетку в форме пироги. Он обнял ее одной рукой и крепко прижал к себе, так, что ее голова склонилась ему на грудь.

— Прости меня, Роберт. — Женевьева слушала, как бьется его сердце, в медленном, успокаивающем ритме. — Я поехала в «Койот» навестить Лулу. Я должна была поговорить с ней.

Его рука напряглась.

— Ты же обещала. Почему ты нарушила слово?

— Ты обидел меня. — Ее голос стал тоненьким, она шмыгнула носом. — Очень сильно.

— Я?

— Ты насмехался над моими стихами.

— Но ведь это была всего лишь шутка. Мне казалось, ты поняла это.

— Шутка за мой счет. Ты хотел показаться значительным своим друзьям, и потому принизил меня. Ты ожидал, что я стану мило улыбаться и проглочу издевку, словно милая маленькая дурочка.

— Нет… Ты же знаешь, я не хотел…

— Я придумала мигрень, потому что не хотела закатывать сцену. Подумай, на ком ты женат, и считай, что тебе крупно повезло. От обиженных воплей такой гарпии, как Друсцилла Фэншоу, ресторан рассыпался бы в щепки.