— О… — король на секунду забыл о том, как его подло надули, и, оставив королеву; бросился к своей все еще официальной фаворитке. Кода он подошел ближе, маркиза неожиданно развернула огромный сияющий веер. Придворные чуть было не попадали от таких сильных впечатлений.

Веер маркизы был изготовлен лионскими оружейниками из тончайших листов серебра, сумевших создать практически невесомое кружево, покрытое прихотливым рисунком из мельчайших бриллиантов. При взмахе веер сверкал и переливался так, что становилось больно на него смотреть.

- О! — Его Величество воздел руки к небу. — Моя дорогая Жанна, вы очаровательны!

Шарман! Гран шарман! Аплодисменты! — он обратился к толпе придворных. — Аплодисменты нашей солнечной маркизе!

Мадам де Помпадур оперлась о руку короля и торжественно прошла к своему месту, маленькому трону по левую руку от Его Величества; королеве полагалось сидеть на троне побольше, справа от Людовика.

— Итак, у нас получает прелюбопытная ситуация, — король уселся на трон и поманил к себе пальцем графа де Полиньяка. Тот подошел к трону и поклонился.

Придворные затаили дыхание. Сотни языков облизнули пересохшие от возбуждения губы. Многие уже представляли, как опишут этот эпохальный скандал в своих мемуарах.

Стук церемониймейстерского жезла раздался, как гром среди ясного неба.

— Его светлость герцог Шуазель в сопровождении графини де Пуатье и неизвестной дамы!

По рядам пробежали смешки. «Неизвестной дамой» было принято именовать госпожу Гурдан, всем, конечно же, хорошо известную и жизненно необходимую особу.

— Так, так, — Его Величество нахмурился. — Сейчас кто-то, — король сделал паузу, придворные затихли как мышки при появлении кота, — прямо из этого зала, — Его Величество снова обвел грозным взором все собрание, отправится, — в помещении утихли все звуки и повисла мертвая тишина, — на Гревскую площадь!

Последний возглас короля произвел эффект разорвавшейся бомбы. Некоторые дамы моментально свалились в обмороки, некоторые мужья злорадно потерли ладони, отцы вздохнули с облегчением. Коллективный разум единогласно решил, что на Гревскую площадь прямо из этого зала отправится Максимилиан де Полиньяк. Шутка ли, прилюдно унизить короля, явившись с доказательством превосходства! Это все равно, что стянуть корону и демонстративно явиться в ней на следующий день к утреннему туалету Людовика XV!

— Кроме того, — король удивительно умел улавливать народные настроения. Возможно благодаря этому, он устраивал раздачи хлеба и муки именно тогда, когда население Парижа начинало готовиться к голодному бунту и походу на Версаль. — Кроме того, — повторил король, — у нас сегодня разыгрываются еще две путевки. Одна в Бастилию, другая в монастырь Сен-Дени!

По толпе прокатился восторженный смех, послышались аплодисменты и через секунду двор взорвался бурными овациями и криками: «Браво, сир! Вы так остроумны!».

— Что есть, то есть, — улыбнулся польщенный король. — Итак, объявляю награду тому, кто угадает, кому достанутся призы.

Если с монастырем у нас все более-менее ясно, — Его Величество сделал паузу, чтобы придворные могли перестать давиться смехом, — то за Бастилию и Гревскую площадь, господа, предстоит борьба.

— Пощадите графа де Полиньяка! — тут же раздались рыдающие женские голоса. — Он еще так молод!

— Ни в коем случае, — ответил Людовик, — вот будь ему за семьдесят, тогда бы отпустил! А сейчас ни в коем случае! Слишком уж ретив, — и король бросил на Максимилиана уничтожающий взгляд. — Ага! А вот и наш придворный поставщик девственниц!

Покрывшийся мыльной испариной Шуазель, подходил к трону используя все свое искусство поклонов и реверансов. Ноги его выделывали такие замысловатые, почтительные кренделя, что Его Величество этим даже залюбовался.

— Вот дает! — толкнул он локтем маркизу де Помпадур, которая моментально просияла от проявленного к ней внимания. — Ну все-все! От Бастилии тебя это не спасет. Ты лучше расскажи-ка мне, как так получилось, что под твоим бдительным присмотром, мои подарки кочуют от моих м-м-м… Его Величество покосился сначала на маркизу, а потом на супругу-королеву, любимиц, вот, к их, как бы это сказать…

— Дефлораторам! — выкрикнул кто-то из толпы придворных.

Раздавшийся смех спас нахала от порки.

— Да, — король не выдержал и прыснул в рукав, — кстати, запишите, присвоить графу де Полиньяку звание почетного дефлоратора и под этим званием казнить! Чтобы подданные знали, что король милостив, но справедлив. Но это так, к слову. Граф де Полиньяк, отвечайте!

— Ваше Величество!

Головы придворных опять, как по команде повернулись к дверям и по залу опять прокатился восхищенный вздох.

На пороге стояла Вера Николаевна в своем расшитом сверкающем платье, кружевах, диадеме и… с аляповатой брошью на выставленном вперед плече!

- Этого не может быть!

— Второй бриллиант!

— Это подделка…

Гул голосов нарастал и нарастал, пока графиня д'Эспарбе, не выдержав напряжения, не выскочила вперед и не пощелкала по второму бриллианту «Питт» пальцем.

— Он настоящий! — воскликнула она и упала в обморок.

Пока гвардейцы освобождали проход от упавших в него бесчувственных дам, король переводил оценивающий взгляд с маркизы де Помпадур на мадам Савину и писал в воздухе пальцем какие-то баллы. Потом, так же глядя куца-то вверх, просуммировал обе воображаемые колонки и насупился.

— О! Эта ужасная проблема выбора… — тут Его Величество вспомнил утреннюю сцену с Вольтером и рассмеялся.

Придворные, не знавшие произошедшего анекдота, решили, что король смеется над возникшей ситуацией и тоже разразились дружным хохотом.

Астарот и Бальберит, незаметно вошедшие в зал под видом официантов, удивленно переглянулись, глядя как вся придворная компания покатывается со смеху. Саллос, воспользовавшись замешательством, вырвался из-за пазухи у черта и проворно влез под самый потолок по королевским бархатным шторам. Благо, под видом кота, он ни у кого не вызвал подозрений.

— Ы! — демон мгновенной роковой любви показал Астароту язык.

Теперь настала очередь короля удивляться, отчего придворные так здорово веселятся. Страдающий паранойей, как и покойный его папенька, Людовик моментом помрачнел, потому как, естественно, решил, что смеются над ним.

— Тихо! — грохнул он кулаком по ручке трона. — Итак, я жду объяснений, герцог Шуазель! Почему бриллиантов «Питт» два?!

И один из них на груди у… — тут королевская ярость захлебнулась в новом приступе смеха, — у почетного дефлоратора!

Прибывший палач на цыпочках пробирался сквозь толпу, чтобы занять свое место у трона. Заметивший его Шуазель посерел и упал на колени.

— Я не виноват! Я не виноват! Я же ничего не присвоил! Не украл! Бриллиантов-то два! Вот если бы ни одного — тогда судите, казните! Да что два — у меня — вот! — плохо соображающий, что он делает, герцог вытащил из кармана штанов поддельный «Питт» и поднял над головой.