– Она не просто думает, она еще и делится своими сомнениями с другими женщинами…

– А те делятся со своими мужьями, – подхватил Моисей, – потому что нет такой жены, которая не поделится сплетнями с мужем, и это мнение укореняется в народе, сея новую смуту. Придет день, когда мы будем терпеть какие-то лишения, и мне крикнут: «Виноват в этом ты, проклятый блудодей!» Мало беспокойства в нашем народе, что сестра наша добавляет еще и добавляет напрасно? Скорей бы я понял, если бы жена моя попрекала бы меня этим, но от жены я никогда не слышал подобных упреков, в отличие от вас с Мариам! Какое вам дело до того, что было, если я ответственен за это перед Господом, а не перед вами? Ты огорчил меня, Аарон, и Мариам меня огорчила, можешь так ей и передать.

Аарон слушал внимательно, не возражая, но в глубине глаз его таилось осуждение, которое он уже высказывал Моисею. «Что за родня у меня? – сокрушался в уме Моисей. – Зачем они то и дело бередят рану в душе моей? Вот если бы с Аароном случилось такое, то я сказал бы ему: «Давай забудем» и забыл бы первым. Или женщин такое свойство, что не могут они забывать? Но Ципора же не вспоминает, хотя я ей рассказал всю мою жизнь перед тем, как она стала моей женой, чтобы понимала она, кто ее муж. Ох, мало мне забот, так еще это…»

Идти к Мариам или приглашать ее к себе не хотелось. Моисей знал, что сестра вначале станет отмалчиваться, отворачивать взор, а потом, если и нарушит молчание, то ничего хорошего из этой беседы не выйдет. Пусть Мариам сначала успокоится, пусть «перегорит» ее недовольство, и тогда уже можно будет попросить ее больше никогда не возвращаться к тому, что случилось в стране Куш. Сам виноват – не надо было рассказывать, но, встретившись после долгой разлуки сначала с братом, а затем с сестрой, Моисей так обрадовался этому, что спрашивал их обо всем, что случилось в его отсутствие, и, в свою очередь, рассказал о том, что пережил сам. Зря, как оказывается, рассказал.

Элиуду Моисей поручил повнимательнее последить за Манассией.

– Я не забываю ни о нем, ни об Авенире с Савеем, – отвечал помощник. – Теперь, когда воины помогают Амосии в его деле, я спокоен и могу располагать большим временем. Скажу сразу – Манассия ведет себя не самым достойным образом, но это не то, что могло бы насторожить нас. Едва ли не каждую ночь он выходит из своего шатра, закутавшись в простой неприметный плащ и идет к какой-нибудь женщине. Есть две вдовы, которых он навещает в их шатрах, и есть женщина, которая иногда, но не часто, ждет его возле одной из повозок, той, в которой хранятся счета нашего казначея. Манассия уединяется с ней в повозке, но, судя по тому, как повозка скрипит и раскачивается, занимаются они там не кознями, а тем, чем мужчины занимаются с женщинами. Потом женщина уходит первой, а Манассия уходит чуть позже и возвращается в свой шатер. Идет крадучись, а возле своего шатра непременно оглядывается по сторонам, прежде чем нырнуть под полог. Два или три раза было так, что жена встречала Манассию криками и бранью. Ничего интересного, обычный блуд со свойственными ему предосторожностями и ухищрениями. Днем наш казначей постоянно находится на людях, а ночью ходит только к женщинам, и я могу сказать, что из оставшихся троих он наименее подозрителен.

– Есть что-то, свидетельствующее против Савея и Авенира? – заинтересовался Моисей.

– Ничего конкретного, – замялся Элиуд, – но к Изис, жене Савея, приходит великое множество людей – торговцы, гадалки, портные, повитухи…

– Повитухи? – удивился Моисей. – Зачем ей повитухи?

– Большинство их сочетает свое ремесло с приготовлением и продажей различных притираний – благовонных, омолаживающих, удаляющих волосы с тела, – ответил всезнающий помощник. – Вполне может случиться так, что кто-то из приходящих к Изис – посланец фараона, но мне пока не удалось прямо заподозрить кого-то в этом. Что же касается Авенира, то он в последние дни ведет не самые достойные разговоры, причем ведет их во всеуслышание, не таясь.

– Какого свойства эти разговоры?

– Это намеки, грубые намеки, которые я не хотел бы даже повторять, – нахмурился Элиуд. – Авенир не называет имен, но можно без труда догадаться, кого он имеет в виду.

Элиуд замолчал, не желая продолжать.

– Начал, так договаривай, – велел ему Моисей.

– Хорошо, я скажу. Не далее, как во время полуденной стоянки, воин, несший Авениру похлебку, случайно споткнулся и опрокинул чашу. – Авенир сначала выбранил его, а потом сказал, не обращаясь ни к кому определенно: «Там, где командуют юнцы, порядка быть не может». А еще он любит повторять: «стараниями предводителя вверглись мы в новую беду», если речь идет о каких-то бедах среди воинов, которыми он командует. Может показаться, что он говорит о себе самом, вот, мол, я, ваш предводитель и начальник, недоглядел, и потому это произошло, но если вдуматься…

– То становится ясно, что это сказано в мой адрес, – кивнул Моисей, не ожидавший от Авенира ничего другого.

Воду во время стоянки удалось найти не сразу, а запасы, сделанные несколько дней назад, закончились. Не желая оставаться в шатре и слушать доносящиеся снаружи упреки, Моисей собственноручно возглавил поиски. С ним шли Аарон, Нафанаил, сын Цуара, начальник колена Иссахарова, Элицур, сын Шедеура, начальник колена Рувимова, Эльясаф, сын Дэула – начальник колена Гадова, Шелумиил, сын Цуришаддая – начальник колена Симеонова, верный Осия, Элиуд и Амосия вместе с охраняющими Моисея воинами. Чуть поодаль за ними следовала толпа людей, внимательно наблюдавших за тем, что они делают. Элиуд отлучился ненадолго, чтобы послушать, о чем говорят эти люди, а вернувшись, доложил:

– Они следят за нами. Говорят: «Моисей вывел нас из Египта, чтобы уморить жаждою нас и детей наших и стада наши» и беспокоятся, что Моисей с приближенными собираются бежать.

– Сейчас пошлю за воинами и велю прогнать их! – вознегодовал Осия.

– Пусть смотрят, – остановил его Моисей. – Напьются первыми, как только мы найдем воду, и принесут добрую весть другим. Мне они не мешают, ведь я не делаю ничего постыдного или недостойного.

Искать воду непросто. Моисей не обладал каким-то особым чутьем на нее, а полагался на свой пастушеский опыт и на свой здравый смысл. Вот расщелина поросла мхом, а под ней зеленеет листвой куст тамариска. Если где-то в пустыне зелено, то именно там следует искать воду. Моисей подошел к расселине и услышал слабое журчание. Кроме этого, он почувствовал запах воды. У воды нет запаха, но любой источник, любой водоем имеет свой своеобразный запах, аромат прохлады, тонкий, но уловимый.

«Господи, благослови» – взмолился про себя Моисей.

– Здесь должна быть вода!

Сказав это, он что было силы ударил своим посохом по скале. Большой камень отвалился в сторону, мелкие осыпались вниз, и из скалы забил источник. По праву старшего и будучи причастным, Моисей первым поднес ладонь к источнику и попробовал воду.

– Хороша ли вода, брат мой? – спросил Аарон, первым из прочих справившийся с удивлением.

– Лучше не бывает! – ответил Моисей. – Чем больше терпишь жажду, тем вкуснее бывает вода, которой ты ее утоляешь.