Капитан искал не просто опытного врача.

Он остановил свой выбор на мне из-за последней, заключительной части биографии: через шесть дней искусственный аппарат, поддерживающий состав моей крови, закончит своё действие, и я благополучно отойду в мир иной… Я готов. Как хорошо, что осталось только шесть дней. Только шесть. Я не хочу задерживаться в этой юдоли.

Но мои пациенты молоды и полны сил, им нужно жить.

Что ждёт их в Надмирье?

Мальчишка в том возрасте, когда уже не нуждается в опеке, и до поры защищён статусом малолетнего. Даже несовершенные законы Суши охраняют детей и подростков. Но женщина… Слишком хороша, чтобы избежать сексуальных притязаний. Слишком здорова, чтобы ей помогли из сочувствия. Её судьба может быть незавидна. Что корабельный врач может сделать для неё? Шесть дней, которые я оставил себе — срок ничтожно малый для того, чтобы поучаствовать в чужой судьбе.

Мужчина-невозвращенец, с которым пришлось поработать, прежде чем я убедился, что тот не прыгнет в волны с корабельного борта, мог бы обеспечить безопасность этой женщине: он лишён предрассудков и умеет постоять за себя, не зря же предпочёл жизнь на поверхности. Но создавать любовные союзы — совсем не по врачебной части…

„А может, не надо мистики там, где нужна простая житейская мудрость?“ — думаю я. — Что грозит красавице? Болезни, которыми кишит планета. Что она потеряла? Своего ребёнка. Вернуть ей ребёнка и обезопасить от половины болезней — это в моих силах, и это уже немало. Отношение к беременным женщинам и младенцам на Суше самое предупредительное: низкая рождаемость и высокая смертность вынуждают внешних опекать каждую молодую мать. А главное, иммунная встряска ей обеспечена: организм мобилизует все свои резервы ради здоровья нового человечка… Почему бы отцом малыша не сделать этого парня, Дэна? В конце концов, он в неоплатном долгу перед матерью застреленного ребёнка. Увы, тело бедного мальчика так и не нашли… Действуй же, старина!»

Через три дня, когда жизнь спасённых была вне опасности, моих пациентов приказали готовить к высадке.

Им нужны, по меньшей мере, ещё сутки, чтобы пройти курс восстановления памяти после анабиоза. Но всё складывается настолько плохо, что я понимаю: перечить капитану бесполезно, моего влияния не хватит. Вижу, кэп вообще списал меня со счетов.

А ещё я думаю о том, что память пережитого для этих несчастных может стать ненужным багажом.

Вскоре я узнаю, что молодую женщину и мальчика оставили на маяках в открытом море. И почувствую, что разом постарел на десять лет. Я так и не решился спросить хоть кого из команды: хватило ли милосердия у подчинённых капитана послать с маяков сигнал бедствия? Моряки при встрече со мною отводят глаза в сторону и стараются прошмыгнуть мимо.

Мне осталось привести в порядок свои документы, затем я отправлю несколько писем, — до вечера немного времени, но я должен всё успеть. И возможность поторопить свою смерть стала благом: я был свидетелем долгого мира Морских Колоний, и ухожу, как только мир закончился.

* * *

Размышления Кассия прервала резкая, как зубная боль, мысль: стоит признаться Эмилии-Марии в том, что он отец Евы, и когда-нибудь всплывёт, что он же убийца её сына. У Борджия похолодели кончики пальцев.

Грузовик с пьяным водителем за рулём всё решил за него. Тяжелогуженая машина выскочила на перекрёсток, раздался визг тормозов, автомобиль Борджия занесло и, перевернувшись, его серебряная «Иннес» снесла ограду сквера, прошла юзом по траве и остановилась, вращая колёсами в воздухе.

* * *

— Ты делал для этого Борджия сложный анализ крови? Девочке два года? И он — отец ребёнка? Но у агента Марии нет детей!

— Как ты можешь быть такой уверенной, Лу, — улыбнулся доктор Хорхе. — только женщина знает точно, сколько у неё детей.

— Знаю! — упрямилась Лукреция Фольк и ещё раз заглянула в папку с бумагами, найденными в разбитой «Иннес» Кассия Борджия. Медперсонал и полиция, прибывшие на место происшествия, позвонили по первому попавшемуся номеру, а самыми свежими в списке исходящих звонков были переговоры между Борджия и профессором Свенсеном. И супружеская чета принялась хлопотать о судьбе агента, совсем недавно сделавшего щедрое пожертвование в пользу детей. Странно, но у этого влиятельного человека не нашлось других близких.

Лукреция подняла очки, выискивая среди мелкого шрифта имя протестированного ребёнка. На медицинском свидетельстве в графе «Имя» было проставлено лишь «Х.Х.» и дата рождения, совпадающая с датой рождения Евы.

— Очень странно… — буркнула она. На нашей первой встрече я спросила агента Кассия, есть ли у него дети? Он отвечал: «Нет. Пока нет». Знаешь, Хорхе, даже самый легкомысленный ловелас не станет бросаться подобными словами просто так. И вдруг — этот запрос на исследование крови ребёнка. Девочки… Ты можешь считать меня сумасшедшей, но прошу, для сравнения сделай ещё одно исследование, достаточно будет даже результатов общего. Ты догадываешься, кого? Правильно, нашей малышки. И сохрани всё в тайне, дорогой!

— Лу, ты, как всегда, была права, — вскоре отчитывался перед ней Хорхе. — Этот мужчина — биологический отец Евы Агилар.

— Умоляю, никому ни слова! — простонала Лукреция, хватаясь за сердце.

— Но хоть Фредерику ты скажешь? — спросил голос в трубке.

— Фредерику скажу, — пообещала Лу, — но больше — никому! И главное, ничего не сболтнуть при Марии!

— О, к этому нам не привыкать! — рассмеялся Хорхе. — Тебя поздравлять?

— С чем? — простонала Лукреция; её голова раскалывалась от свалившегося внезапно известия.

— У твоей эрзац-внучки есть отец и мать. Не слышу ликования в голосе бабушки Лу?

— Пошёл ты! — буркнула бабушка. — Нет!!! Не клади трубку! Хорхе, у тебя остались ещё сигаретки, те, с синими наклейками, которые привезли из Малайзии? Нет, с зелёными лёгкие. В моём состоянии нужны именно синие. Привези, кажется, я тогда плохо распробовала…

— Так и быть, передам. Но смотри, не втянись! — хохотнул голос в трубке.

Оставалось закончить отчёт о ходе войны и перспективах для Морских Колний, и подкрепить выкладки информацией, купленной у Кассия Борджия.

Валевский не собирался возвращать в пакет с документами фотографию Хранительницы Книг и инсуба Эйджи. Вряд ли у агентов внешней разведки не было других фото Марка. Скорее всего, красивая картинка остановила: пара на фотографии излучала счастье и кто-то решил поделиться настроением. Тем более, в кадре оказался объект их интереса.

Марку нельзя покидать риф.

Это значит, или Эйджи знает слишком много секретов, что не исключено, учитывая специфику его работы в Главном Управлении, или… или он сам их создал. Последнее слишком противоречило образу того инсуба, которого знал Валевский.

Размышления о разведке ненадолго отвлекли от необходимости думать о двойном предательстве, но бросали тень и на Зелму Даугаву. Хранительница Книг точно та, за которую себя выдаёт?