– Постарайтесь сделать это как можно быстрее. Завтра здесь будет полиция.

– Обязательно, – Грэйс взяла его за руку, и он было попытался высвободиться, но затем слегка наклонился к ней, и она сжала его пальцы. – Похоже, вы доверили мне очень серьезные вещи, – тихо сказала она.

– Вы – ученый.

– Уже нет.

– Вы так и не рассказали мне почему.

– Видите ли, я оставила университет.

– Но вы говорили о доме вашей тетки, или…

– А. Он… да, – сказала Грэйс, удивленная тем, что он помнит. – Она завещала мне дом, но только как часть приданого с тем, чтобы передать его моему будущему супругу, потому что традиционно женщины в нашей семье глупы и мой отец не станет записывать дом на мое имя. Если я хочу получить дом вместе с его очень большим, идеально подходящим для лаборатории подвалом, мне нужно выйти замуж. Там завещаны еще и деньги, но опять не на мое имя. Все на самом деле очень просто, – на этом месте Грэйс хотела остановиться, но Таниэль слушал ее очень внимательно, с неподдельным сочувствием, и она продолжила: – но вряд ли что-нибудь из этого выйдет. Основным кандидатом был Фрэнсис Фэншоу, вы об этом знаете, но он вдовец с пятилетним сыном. Вполне объяснимо, что он не хочет, чтобы его ребенок бегал вокруг мачехи, у которой подвал набит вредоносными химикатами.

– В таком случае вы должны ограбить банк и тайно заниматься своими исследованиями где-нибудь на чердаке, – произнес Таниэль с не свойственной ему настойчивостью.

У Грэйс появилось ощущение, что она ступила на тонкий лед.

– У вас такой тон, как будто вам очень близок предмет нашего разговора.

– Я ничего не понимаю в науке.

– Но при этом вы знаете что-то еще.

Он, судя по его виду, не хотел говорить, но потом решился:

– Раньше я играл на фортепьяно. Но после того, как погиб муж моей сестры, мне пришлось ей помогать, а, видите ли, музыка – не слишком доходное дело. Тем не менее мой совет вам искренен, – продолжал он, не дав ей выразить сочувствие, – что бы вам ни пришлось для этого сделать, это будет лучше, чем сдаться. Если хотите, вы можете публиковаться под моим именем. Я могу отсылать ваши статьи в журналы, и никто ничего не узнает.

– Правда? – Грэйс посмотрела ему в глаза.

– Вам совсем не обязательно было приходить сюда сегодня. Если бы я мог устроить для вас лабораторию, я бы обязательно это сделал.

Некоторое время они шли молча.

– Знаете, – наконец сказала Грэйс, – вы и в самом деле можете. Тут подойдет любой неженатый мужчина. Мне нужна лаборатория. Хотите получить дом в Кенсингтоне?

Он усмехнулся.

– Ваша семья найдет что сказать по этому поводу.

– Нет, ну что вы. Неравный брак очень легко устроить, если в полночь прогуляться по Гайд-парку. Немедленное бесчестье и принятие неотложных мер гарантированы. Одна из барышень Саттертуэйт проделала это несколько лет назад, чтобы выйти замуж за француза-католика. Когда на табличке написано: «По траве не ходить», всегда найдется кто-нибудь, кто немедленно прыгнет на газон.

Таниэль смотрел вдаль, в глубину длинной улицы, окаймленной светящимися точками фонарей и тянущейся до темных ворот Гайд-парка.

– Нет, я не могу.

– Это была лишь мимолетная мысль, – промямлила Грэйс. – Не стоит воспринимать ее слишком серьезно.

– Нет, я имел в виду, что в парке небезопасно. Тут недалеко есть паб.

– Что?! – встрепенулась Грэйс.

Таниэль выдохнул.

– У моей сестры два мальчика. Она еле сводит концы с концами на свою военную пенсию и деньги, которые я ей отсылаю, а это даже сейчас очень немного. Они посещают воскресную школу при церкви, и, мне кажется, это все, что сестра может себе позволить. Если бы я мог…

– Они могли бы поступить в Хэрроу, – сказала Грэйс, и Таниэль отвел глаза в сторону, как будто опасаясь дать волю воображению. Она видела его настороженность, но не знала, как его успокоить. Деньги не имеют значения, когда знаешь, что они всегда будут, – сказала бы она, но это было настолько банально, что истинный смысл фразы требовал пояснения.

– Думаю, мне следует детально объяснить, какие последствия может повлечь за собой такой шаг, а уж потом вы решите, – в конце концов сказала она.

Таниэль кивнул и придержал дверь паба, пропуская ее вперед. Их встретили клубы табачного дыма, носившиеся в воздухе обрывки разговоров и смех.

Едва войдя в дом через парадную дверь, Грэйс поняла, что в доме еще не спят. В домашней атмосфере не чувствовалось привычного ночного спокойствия, лампы со свежеобрезанными фитилями светили ярко. Грэйс не успела еще снять пальто, а Элис с заплаканными глазами уже примчалась сверху и проводила ее в кабинет к отцу. Он сидел за столом и, судя по окутывающему его густому облаку дыма, уже давно не двигался с места.

– Что это за история с телеграфистом из Форин-офиса? – спросил он. – Я уже собирался обратиться в полицию.

– У него есть друг, возможно, ясновидящий, а это имеет отношение к тому, чем я занималась в Оксфорде, так что я решила с ним познакомиться. Я всем рассказала, куда иду.

– Этот друг-ясновидящий, он мужского или женского пола?

– Мужского.

Он выпустил изо рта колечко дыма.

– Полагаю, что вследствие плачевного состояния здоровья твоей матери некому было в прошлом отчитывать тебя за недопустимое для девицы поведение, – сказал он тихим голосом. – Я сожалею, что не задумался об этом раньше и позволил тебе совсем отбиться от рук. Ты знаешь, который сейчас час?

– Да.

– Тебе не приходило в голову, что если тебя увидят в компании мужчины после полуночи или узнают об этом, у тебя почти не останется шансов составить приличную партию?

– Это вышло случайно.

– Это не меняет дела, – возразил он. – И я вижу, что из-за этого безответственного поступка твоя мать сегодня разболелась еще сильнее.

– Моя мать болеет оттого, что в ее комнате пыльно и полно моли. Думаю, даже если мне будет запрещено выходить из дому, это не добавит ей здоровья.

– Черт побери! – взорвался он; его голос зазвучал теперь намного громче, и хотя она сама на это напрашивалась, ей пришлось проворно отодвинуться от стола. – Как зовут этого человека?

– Ты ведь не собираешься его преследовать…

– Я сказал, назови его фамилию! Напиши его адрес. Сию же минуту! – он толкнул в ее сторону ручку и чернильницу.

Грэйс начала писать, внезапно почувствовав угрызения совести. В глубине души ей казалось, что отец поймет, что происходит, но, как выяснилось, он даже отдаленно не догадывался о том, что она задумала. Она всегда отдавала себе отчет, что ее неприязнь к отцу обусловлена в основном зависимостью от него и тем, что он вечно мешал ей делать то, что она хотела, но теперь, когда всему этому скоро настанет конец, она вдруг увидела перед собой встревоженного, недалекого человека, старающегося поступать в соответствии со своими представлениями о том, что правильно. Ей стала очевидна жестокость выбранной ею стратегии. Закончив писать адрес и нарисовав маленькую карту, она вместо того, чтобы толкнуть по столу листок бумаги, передала его отцу в руки.