Пия вздохнула:

— Ну еще бы.

«Нам ничего нельзя», — подумала она.

— Слушай, — окликнула ее Эдит, — а кто это там на качелях?

Пия повернулась ко двору.

На качелях, опустив голову, сидел юноша лет четырнадцати-пятнадцати; каблуки его башмаков елозили по слякоти, сгребая грязь во влажную кучу.

Пия ахнула.

Не может быть.

Она побежала к качелям, потом остановилась, зажмурилась, и снова посмотрела, не веря своим глазам. Да нет, это не он. Длинные жидкие волосы, худое лицо. Может, из-за потрясения от потери семьи и заточения в приюте у нее начались видения? Но тут парень поднял голову, и сомнений у нее не осталось.

— Финн!

Он с несчастным видом повернулся к ней, глаза у него расширились, и он вскочил на ноги.

— Пия! Что ты здесь делаешь?

Ноги у девочки чуть не подкосились. Безусловно, это его голос, его выговор, его манера произносить ее имя.

— Ты жив! — воскликнула Пия.

— Ага. И счастлив, что ты тоже выкарабкалась.

Пия жадно вглядывалась в знакомые карие глаза и неизменную озорную полуулыбку. Однако на лице Финна лежала печать горя, отчего он казался старше своих лет.

— Но я все это время думала, что ты умер! — призналась Пия.

— Не-а, — сказал он. — Пока нет.

Девочка прижала ладонь к дрожащим губам.

— Не верится, что это ты.

— Да я это, я. И знаешь, подруга, мне тоже не верится. Но я жутко рад тебя видеть.

Пия засмеялась и бросилась ему на шею, не заботясь о том, что почувствует, прикоснувшись к нему. Главное — что Финн жив. Он тоже обнял ее, прижавшись щекой к ее лицу, и она почувствовала на коже его частое дыхание. К счастью, ничего страшного она не ощутила, только радость встречи и искренность его восторга. Никакой тяжести в груди или ломоты в костях, никакого першения в горле или головной боли. Его одежда и волосы пахли городской улицей: автомобильным горючим и овощными лотками, влажной мостовой и трамваями. Похоже, он прибыл в приют Святого Викентия недавно и еще не успел пропитаться запахами старого дерева, холодной овсянки, тоски и страха. Пия боялась, что Финн ей только снится, и не хотела отпускать его. Слезы брызнули у нее из глаз. Потом она вспомнила, что последним человеком, кого она обнимала, была мутти. И хотя обычно она не любила чужих прикосновений, сейчас ее словно укутали теплым одеялом после долгого холода. После целой вечности одиноких скитаний и потерянности ее снова обнимали.

Вдруг странный звук, похожий на тявканье, заставил их повернуться в сторону приюта.

К ним, размахивая руками, грозно топала сестра Эрнестина со злобной миной на лице.

— Отойди от нее сию же минуту! — вопила она.

Финн отступил и сунул руки в карманы; Пия тоже с сожалением, почти с болью оторвалась от него.

Сестра Эрнестина тяжело дышала, дряблый подбородок дрожал.

— Это еще что такое, мисс Ланге? Обниматься с представителями противоположного пола запрещено!

Пия приготовилась к очередной головомойке, а то и хуже. Над верхней губой у нее выступил пот.

— Это мой старый друг, сестра Эрнестина, — объяснила она, — и мы обрадовались встрече, вот и все.

Монахиня развела их еще дальше друг от друга и гневно оглядывала обоих с ног до головы.

— Надеюсь, что так, мисс Ланге, — рявкнула она. — Тринадцатилетняя девочка легко может оказаться в неприятной ситуации, связанной с юношами. Поэтому я разрешаю вам разговаривать, но никаких прикосновений. — Она зыркнула на Финна. — Держите руки при себе, молодой человек, ясно вам?

— Да, сестра Эрнестина, — поспешно сказала Пия.

Финн молча кивнул.

Монахиня постояла еще немного, быстро переводя взгляд с одного лица на другое, словно решая, требуются ли дальнейшие действия. В конце концов она снова отправилась на свой пост около дверей.

Когда она удалилась, Пия прерывисто вздохнула от облегчения.

— Святая дева Мария, — присвистнул Финн. — Ну и противная тетка! У нее рожа, как коровье вымя.

Он, как всегда, пытался развеселить Пию, что ее очень тронуло.

— Ты даже не представляешь, что это за чудовище, — улыбнулась девочка. — Она прячет под сутаной кожаный ремень и любит пускать его в ход.

— Ха, ну ясное дело, — ответил Финн. — Похоже, она держит тут всех в железном кулаке. — Потом взглянул на подругу и посерьезнел. — Так расскажи мне, как ты оказалась в этом проклятущем месте?

Пия подняла подбородок и распрямила плечи, пытаясь выглядеть стоически.

— Сначала ты, — предложила она. — Где ты был и как попал сюда?

Финн испустил долгий вздох.

— Помнишь последний день, когда мы виделись? Мама позвала меня домой.

Пия кивнула, чувствуя, как ужас сжимает ей горло.

— Тем утром мой брат начал кашлять. Мы сразу отвели его в больницу, но не смогли попасть на прием. Ждали-ждали, а к полуночи он умер.

— Ох, — расстроилась Пия. Она хотела снова обнять друга, чтобы показать свое сочувствие, но сестра Эрнестина зорко наблюдала за ними. — Мои соболезнования.

— И не успел остыть труп, — продолжал Финн, — как мама и дед засобирались прочь из города, чтобы спастись от инфлюэнцы. Я хотел сообщить тебе, вернуться в переулок Шанк и убедиться, что у тебя все хорошо, но мама не пустила. Дедушка как-то добыл фургон и лошадь, и мы прямо из больницы рванули к моему дяде на побережье в Нью-Джерси. Дед умер в пути, не доехав даже до границы штата, и нам пришлось оставить его тело у дверей церкви — мама надеялась спасти хотя бы меня. Но беда в том, что мы привезли проклятую хворь с собой, и через несколько дней все в доме, кроме меня, заболели. Даже некоторые соседи заразились.

— А твоя мама?

Финн потупился и ковырнул носком башмака сырую землю. Когда он поднял голову, глаза у него повлажнели.

— Она не выжила. Как и дядя с женой.

У Пии тоже выступили слезы.

— Ох, какой ужас. Я так сочувствую тебе, Финн.

— А твоя мама? — мягко спросил он, но сведенные брови говорили о том, что он уже знает ответ.

Девочка прикусила задрожавшую губу и кивнула:

— Она тоже умерла. — Пия впервые делилась этой жуткой новостью со знакомым человеком, и одиночество последних месяцев внезапно навалилось с такой силой, что у девочки закружилась голова. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь не потерять сознания. — Я послала тебе записку. Как всегда, по бельевой веревке. А ты, наверно, уже уехал. — Сейчас ей казалось, что отправлять то послание было ребячеством. Лучше бы она попыталась разыскать Финна.