– Да все равно чем!.. – пробормотала Рита, торопливо выполняя сказанное. Затем она села напротив подруги и затихла.

Дуня достала из сумки бутылочку с каким-то темным отваром, отпила раз, затем, немного подождав, еще. Спрятала бутылочку и раскрыла книгу. Некоторое время она сидела, не двигаясь, сосредоточенно глядя на язычок пламени, пляшущий на фитильке свечи. Затем склонилась над книгой и стала читать вслух. Негромко, так что Рита не могла разобрать. Читая, Дуня раскачивалась, все быстрее и быстрее, голос ее стал звучать громче. Теперь она уже не смотрела в книгу. Внезапно Дуня перестала раскачиваться, взгляд ее остановился на Рите, и та, вся похолодев, поняла, что подруга ее не видит. Рите стало страшно.

– Темно… – вдруг сказала Дуня странным низким голосом. Он словно шел у нее из груди. – Ночь…

– Видишь их? – спросила Рита, преодолевая страх.

– Костры… – продолжила Дуня. – Костры горят. Возле костров люди. Спят… Не все. Двор, большой двор.

– Дом есть? Какой он?

– Стена. Высокая, верхнего края не видно. Стена сложена из бревен…

– Какие бревна? – недоуменно сказала Рита. – В горах на юге не рубят дома из бревен, тем более – стены. Там леса нет!

Дуня не ответила. Сидела неподвижно, глядя сквозь Риту, – холодные мурашки побежали по спине женщины.

– Люди… Люди идут, – равнодушно сказала Дуня. – Четверо. Двое несут мешки. Большие…

– Что за мешки? – шепнула Рита, холодея.

– Легкие – людям не тяжело. Они кладут их под стеной и уходят. Двое остаются. Один из них высокий, в кольчуге, второй пониже, широкий в плечах…

– Кто они?

– Стоят спиной. Поворачиваются… Темно, видно плохо. Пламя костра рядом вспыхнуло… Это Аким и Кузьма.

Рита тоненько ойкнула и тут же испуганно зажала рот ладонью.

– Они похудели, – продолжила Дуня, – и странно одеты. Какие-то холщовые штаны и сапоги. Рубахи до колен… Садятся на мешки. Кузьма неловко держит перед собой левую руку, она у него болит…

– Господи! – вскрикнула Рита и схватила Дуню за плечи. Та вздрогнула, и взгляд ее стал осмысленным.

– Ты видишь их?

– Кого? – вяло спросила Дуня, недоуменно глядя на подругу.

– Кузьму и Акима?

– Где?..

Рита расстроено умолкла. Дуня вдруг зевнула и закрыла глаза.

– Спать хочется…

– Идем! – Рита подняла ее со стула и, придерживая за плечи, повела в зал. Там Дуня мешком повалилась на диван – Рита едва успела подложить ей под голову подушку.

Укрыв подругу пледом, Рита зашла в кухню и трясущимися руками достала сигарету из пачки.

– Живы! – прошептала, глотая слезы. – Живы… Но что за бревенчатая стена? Где они?..

Двое, лежавшие на мешках с сеном под стеной, разговаривали вполголоса: вверх, на забрало, доносилось лишь трудно различимое бормотание. Часовой склонился ниже – не разобрать. Вздохнул – интересно было бы послушать, и повернулся к заборолу. На пойме, накрытой ночной темнотой, всюду, сколько хватало взгляда, горели половецкие костры – враг не дремал.

– Свежо! – поежившись, сказал Вольга, ворочаясь на своем мешке. – Может, пойдем в дом?

– Там не повернуться и дух – с ног сшибает! – возразил Кузьма. – Народу из посада набежало, а с водой худо – давно без бани. Здесь лучше. Воздух свежий, звездочки на небе… Усну скорее.

– Плечо болит?

– Ноет. Наконечник глубоко вошел.

– Выпей медовой!

– Всю в госпиталь отдал. Раненых много – потяжелее меня.

– Нагони еще!

– Меланья, когда за стены перебирались, забыла впопыхах аппарат. Сгорел. Придется заново…

– Терпи тогда… Сам рану шил?

– Неудобно одной рукой. Марфуша штопала. Талантливая девочка, у нас бы классным хирургом стала. Ты ее не обижай.

– Ее обидишь! Характерец! Что не по ней, заехать может. Плевать, что ты воевода!

– С ранеными надо строго… Я вот думаю: третий раз я эту шкуру надеваю – и каждый раз на мне рвут. В подвале два года тому оборотень располосовал от ключицы до подмышки. Потом бандюк в пещере из пистолета чуть голову не прострелил – пуля темя оцарапала. Сейчас половец копьем достал… Когда-нибудь кончится плохо.

– Не бери в голову! Главное – жив!

– И опять ты выручаешь. До пенсии не рассчитаться!

– Ты бы не помог?

– Кто знает… Зачем в шкуру полез?

– Вы долго возились. Мы здесь ждали, ждали – все глаза проглядели. Я уж решил, что все, накрылась спецгруппа… Решил сам дело закончить. Только выбрались с Васильком из города, смотрю: фейерверк! Потом вы показались с погоней…

– Смельчаки!

– Это вы с Микулой… Как ты догадался боезапас уничтожить?

– От отчаяния. У орудия охрана стояла.

– Потом убежала с испугу. Когда половецкий лагерь загорелся, наши вышли за стены и спокойно сожгли установку. Облили ее маслом…

– Я же к ней две шереширы с напалмом принес!

– Не увидели, наверное. Какая разница?! Не пригодятся шереширы, если и уцелели. Теперь у половцев ни орудия, ни ракет.

– Но они-то уходят!

– Странно. После той суматохи, что вы с Микулой устроили… Ой, что там творилось в лагере! Красота! Ракеты летают, рвутся, кибитки половецкие горят, люди – тоже… Зарево – в полнеба! У нас весь город, мне рассказывали, на стены выбежал смотреть. Михн с Улебом пытались не пускать, да только где там! Люди плясали прямо на забрале. Думали, наутро половцы уйдут.

– Готовят они что-то.

– Что могут? На стены лезть? Так у них ни лестниц, ни фашин – ров забрасывать. Только забор на сгоревшем посаде.

– Вот это тревожнее всего. Когда непонятно.

– Уточни.

– Я видел его…

– Цечоева?

– Именно. Бандюка, что мне отметину на темечке сделал. Одет по-другому и странный какой-то, но это он.

– Уверен?

– Был от меня, как ты сейчас. Долго смотрели друг друга… И раньше, когда они устроили ракетную атаку на острог, не сомневался – его рук дело, но прошлой ночью убедился воочию. Пробрался он все-таки следом за нами. Все эти шереширы, упавшие городницы в Римове…

– Освоился, гнида… Я б его загрыз! Не посмотрел бы, что после этого в оборотни!

– Микула хорошо приложил его палкой – лег он. Рядом повозки с шереширами рвались… – задумчиво сказал Кузьма. – Может, в этот раз?..

– Даже, если нет, то на новое орудие и шереширы у них уйдет много времени. Тудор подойдет раньше.