Крепко держа Розу за руку, он с отчаянием посмотрел вверх на Ангела. Ангел, по крайней мере, был все таким же огромным. И свиток, который он спокойно держал перед ними, — почти таким же большим, как стена дома.

— Теперь, — сказал Крестоманси, — самое лучшее, что вы можете сделать, вы все, — это пропеть слова, начертанные на свитке. Ну же! Быстро!

— Как? И я тоже? — спросила Анджелика. — Да, все вы, — ответил Крестоманси.

Они собрались, все шестеро, у мраморного парапета; встали лицом к золотому свитку, спиной к Новому мосту, и неуверенно запели, подгоняя новые слова к мелодии «Капронского Ангела». И слова эти пришлись как нельзя лучше. Как только это стало ясно, все запели в полный голос. Анджелика и Рената перестали дрожать, Тонино отпустил руку Розы, а Роза положила ему руку на плечо. Они пели так, будто всегда знали слова со свитка. Да эти слова и были всего лишь вариантом знакомого стиха, только по-латыни, но как раз они-то лучше всего и ложились на мелодию гимна:

Carmen pacis seaculare

Venit Angelus cantare,

Et deorsum pacem dare

Capronensi populo.

Dabit pacem eternalem,

Sine morbo immortalem,

Sine pugna triumphalem,

Capronensi populo.

En Diabola Albata

De Caprona exculsata.

Missa pax er virtus data

Capronensi populo.[8]

Они кончили петь, и воцарилась тишина. Ни с гор, ни с Нового моста, ни с улиц внизу не доносилось ни звука. Все умолкло. Как же они были поражены, когда Ангел едва заметным движением стал медленно скатывать свиток. Сияющие, широко распростертые крылья опустились и встали за его спиной; Ангел встряхнул ими, приводя в порядок перья. И они зашумели, но это был не металлический звук, а мягкое шуршание настоящих крыльев. А в воздухе разлился аромат, такой сладостный, что какое-то мгновение они ничего, кроме него, не воспринимали.

И тут Ангел взлетел. И пока огромные золотые крылья проносились над ними, они слышали это благоухание, а вместе с ним и пение. Словно сотни голосов стройно и мощно исполняли мелодию «Капронского Ангела». Они не знали, был ли это только Ангел или кто-то еще. Все стояли, глядя вверх, и следили за тем, как золотая фигура кружила и реяла и снова кружила, пока не превратилась в золотое пятнышко, сверкающее в небе. А кругом по-прежнему ничто не нарушало тишину, кроме пения.

— Пожалуй, нам лучше спуститься, — вздохнула Роза.

При одной мысли об этом Ренату бросило в дрожь.

— Не беспокойтесь, — тоже вздохнув, сказал Крестоманси.

Внезапно они все оказались внизу, на булыжной мостовой соборного дворика. И Собор вновь был огромным белым зданием, дома — высокими, горы поднимались далеко за ними, а людей, окруживших их, никак нельзя было обвинить в чрезмерной сдержанности. Они все бежали туда, откуда можно было увидеть реющего в солнечных лучах Ангела. Архиепископ не скрывал слез, герцог тоже. Они стояли у герцогской кареты, сжимая друг другу руки.

И тут Крестоманси, очень вовремя, вернул всех с небес на землю, чтобы люди насладились еще одним чудом. Герцогская карета вдруг задвигалась, закачалась на своих рессорах. Обе дверцы распахнулись. Из одной, с трудом протискиваясь, вылезла тетя Франческа, вслед за ней вывалился Гвидо Петрокки. Из другой выкатились Ринальдо и рыжеволосая тетка Петрокки. А за ними вперемешку вылетали Монтана и Петрокки — еще, еще и еще, пока каждому не стало ясно: карета была набита ими до отказа, и непонятно, как уместилось их там столько. Люди перестали толпиться, глядя на Ангела, теперь они столпились, глазея на герцогскую карету.

Роза и Марко, обменявшись взглядами, начали пятиться, пытаясь затеряться среди зевак. Но Крестоманси остановил их, положив им руки на плечи.

— Все будет в порядке, — сказал он. — А если нет, я устрою вас в чародейном доме в Венеции.

Антонио, высвободившись от одного из дядей Петрокки, поспешил вместе с Гвидо к Тонино и Анджелике.

— Целы? — в один голос спросили они. — Это вы наслали грифонов… — И, осекшись, холодно уставились друг на друга.

— Да, — сказал Тонино. — Простите, что вас превратили из-за нас в марионеток.

— Она нас перехитрила, — сказала Анджелика. — Но вы хотя бы остались в собственном платье. А взгляните на нас. Мы…

Но тут тетки и двоюродные братья и сестры потащили их в разные стороны из страха, как бы они не оказали друг на друга пагубного влияния, а дядья поспешили дать свитера и верхнюю одежду. А Паоло отпихнула от Ренаты тетя Мария:

— Не стой рядом с ней, миленький мой!

— Спасибо тебе все-таки, что помог мне влезть на купол, — только и успела сказать Рената, которую тоже тащили подальше от Паоло.

— Погодите! Минуточку! — громко воззвал Крестоманси.

Все обернулись к нему — уважительно, но с явной досадой.

— Если вы, каждый из ваших домов, не перестанете относиться к другому как к сборищу негодяев, могу обещать вам, что очень скоро Капрона снова падет.

Все, и Монтана, и Петрокки, одинаково возмущенные, воззрились на него. Архиепископ взглянул на герцога, и оба, ища убежища, засеменили к паперти Собора.

— О чем это вы говорите? — вспылил Ринальдо, наступая на Крестоманси.

Его достоинство было задето: из него посмели сделать куклу! Взгляд его глаз сулил всем и каждому коровьи лепешки на голову, и особенно обильно — Крестоманси.

— Я говорю об Ангеле-хранителе Капроны, — сказал Крестоманси. — Когда во времена первого герцога Капронского Ангел опустился на купол Собора, принеся в дар Капроне защиту и безопасность, герцог, о чем повествует история, назначил двух своих подданных — Антонио Петрокки и Пьеро Монтану — хранителями слов, изреченных Ангелом, а потому и хранителями мира и безопасности Капроны. В память об этом в каждом вашем доме есть надвратный ангел, а большой Ангел стоит на постаменте, украшенном леопардом Петрокки в обнимку с крылатым конем Монтана. — И Крестоманси указал на купол. — Если вы не верите мне, попросите, чтобы вам дали лестницы, поднимитесь наверх и убедитесь сами. Антонио Петрокки и Пьеро Монтана были верными друзьями, и такими же были их семьи после них. И Капрона стала великим городом и сильным государством. Ее упадок начался с нелепой ссоры между Рикардо и Франческо.

Тут как среди Монтана, так и среди Петрокки поднялся общий ропот: ссора вовсе не была нелепой!

— Конечно нелепой, — заявил Крестоманси. — Вас всех обманывали с колыбели. Два века вы позволяли Рикардо и Франческо себя дурачить. Из-за чего они на самом деле поссорились, мы никогда не узнаем, но я знаю, что оба распространяли в своих семьях одну и ту же ложь. А вы верили их лживым выдумкам и все глубже и глубже погрязали в распрях, пока Белая Дьяволица не сумела вернуться в Капрону.