Я глажу ее по руке, радуясь, что она чувствует себя лучше. Может, мне тоже станет лучше, если я расскажу ей, что увидела в окно своей спальни, когда акушерка спускалась по ступенькам крыльца с малышкой на руках.

– Мне кажется, когда мы держим плохое в себе, – продолжает Большая Рита, – оно разрастается. Как сорняки. Они душат цветы и заслоняют солнце. – Она берет меня за руку и крепко сжимает, выдавливая из меня секреты, как остатки зубной пасты из тюбика. – Так что же ты пыталась забыть, Гера?

– Мою маленькую сестренку. Ребенка мамы и Дона.

Глаза Большой Риты резко раскрываются, как зонтики.

– Я выглянула из окна в ту ночь, когда она родилась, и акушерка ее уносила… – Мое дыхание становится прерывистым. – У нее не было нормального лица, Большая Рита. Вместо рта и носа у нее была… как будто одна большая дыра. И… еще кое-что. Малышка… – Слова царапаются у меня в голове, рвутся наружу. – Она была не мертвая, Большая Рита. Ее ручка шевелилась. Когда акушерка унесла мою сестренку, она была еще жива.

33

Сильви

НУ ВОТ И ВСЕ. Мы с Энни выехали на шоссе и направляемся к дому, которого больше нет, к месту, которое я всю жизнь пыталась вырвать из сердца. Ах да, и к лесным звукам, которые мы запишем и включим маме в надежде, что это ее расшевелит. Это и есть главная цель нашей поездки, напоминаю себе я, хотя мне кажется, что теперь меня влекут в лес какие-то другие силы. Меня будто затягивает в водоворот. Провинциальный пригород тает, и ландшафт – и за окном, и у меня в голове – начинает меняться: бурные реки, приглушенно-зеленые долины, волнение, трепет, а по краям – тревога, от которой едва не крошатся зубы. Такое ощущение, будто прошлое летит ко мне по встречной со скоростью семидесяти миль в час.

Несколько бутылок крафтового эля, выпитых вчера вечером на голодный желудок, похоже, только усугубляют ситуацию.

После неожиданного визита Хелен и целого часа, проведенного за лихорадочным перекапыванием «Гугл-карт», я почувствовала, что в голове все напряглось, натянулось, как будто мой мозг не в состоянии был охватить весь спутанный комок недавних событий. В попытке развеяться я отправилась на прогулку вдоль канала. Джейк сидел на палубе своей лодки с гаечным ключом в руках и ковырялся в моторе. Должна признаться, я уже заметила это с балкона и подправила свое измученное лицо красной помадой. Было что-то очаровательное в его сосредоточенности на работе и в беспомощном выражении, с которым он смотрел на хитросплетения мотора. Джейк даже не поднял головы, когда я проходила мимо. Только спросил, как у меня дела, откуда-то из-под шляпы, как будто у него были температурные датчики, улавливающие мое приближение. Вместо того, чтобы сказать: «Хорошо, а у вас?» – единственный ответ, который допускают лондонские нормы вежливости, – и продолжить путь, я совершила серьезный проступок: искренне ответила на вопрос, как будто мы встретились где-нибудь в ирландской глубинке в пятидесятые годы. Моя жизнь – мамин несчастный случай, беременность Энни, визит психованной мамаши Хелен – посыпалась из меня ворохом неуместных деталей. Джейк отложил гаечный ключ и сказал:

– Неудивительно, что вы отказались от кофе. Тут нужен алкоголь.

– Вы даже не представляете насколько.

Он протянул мне руку и крепко сжал мои пальцы, пока я переходила по трапу, глядя в его разномастные, как у Боуи, глаза. Впервые за много лет меня охватило радостное волнение.

Потом время безудержно полетело вперед, как всегда бывает со всеми неожиданными и прекрасными событиями. Джейк рассказал мне про коленчатый вал, поршни и вращательное движение. И что он техник и иногда работает в офисе в Кингс-Кроссе, где есть машина для приготовления чуррос. Шесть месяцев назад расстался с девушкой – она хотела детей, а он нет: планирует объездить мир на своем байке.

– Пока мне не исполнилось сорок, – сказал Джейк, как будто это дедлайн в челлендже. Ему тридцать один.

– Да ты совсем дитя! – воскликнула я.

– А ты скоро станешь бабушкой, – ответил он с ленивой улыбкой, и почему-то это показалось мне самой смешной и невероятной мыслью в моей жизни, и я так рассмеялась, что пиво полилось у меня из ноздрей уродливыми пузырями, а мне было все равно.

На прощание он поцеловал меня в обе щеки – удручающе целомудренно. От него пахло машинным маслом и пóтом. Он улыбнулся, глядя прямо мне в глаза:

– Сильви-с-балкона, у тебя в жизни полный дурдом, – что в переводе с мужского языка обычно означает «валим отсюда, она долбанутая».

Но он так это сказал, что у меня не возникло такого ощущения. Я просто почувствовала, что меня понимают. В этот вечер я как будто получила огромную дозу шипучего витамина С. К сожалению, его эффект быстро выветривается.

У меня в голове крутятся слова Кэролайн.

– Что вообще хорошего в этой идее, Сильви? – сказала она, когда я позвонила ей вчера вечером.

Я не стала даже пытаться объяснить ей свое странное неудержимое желание увидеть этот лес и что я вижу его во сне каждую ночь, вижу тропинку, петляющую среди деревьев, бесконечно ведущую меня вперед. Вместо этого я сказала, что это важно для Энни, что беременность усилила ее интерес, привнесла в него срочность, заставила ее заявить свое право на мою историю. Но, разумеется, главной целью была запись звуков леса для мамы. По совету медсестры.

– Но можно же хоть в Гайд-парке их записать! Или скачать в интернете! – возразила Кэролайн.

– Это не то же самое, Кэро. – Нить разговора туго натянулась между нашими континентами.

В конце концов Кэролайн сказала:

– Я волнуюсь за тебя, Сильви. Ты будто… сама не своя. – Она помедлила. – Вдруг это пробудит какие-то воспоминания? Ты не знаешь, как отреагируешь. Ну, то есть я бы на твоем месте… если бы я когда-нибудь… – Она осеклась, так и не упомянув о своем собственном происхождении. Но я услышала, как в этот момент у нее перехватило дыхание. – Просто все это меня немного тревожит, вот и все, сестренка, – добавила она более теплым тоном, будто сделала шаг назад, и, как всегда, снова переключила внимание на меня.

Я порадовалась, что доверилась интуиции и не стала упоминать о папке. Учитывая, что Кэролайн и так приходится волноваться о мамином состоянии и одновременно справляться с кучей забот, я решила, что будет неправильно так ее шокировать. Особенно теперь, когда она так далеко.

– Это просто обычное место, Кэролайн, – успокоила ее я.