время печального диалога капитан готовил ее к отъезду и, попрощавшись, встал на стременах.

Он ускакал в темноту, а Джек Уиигейт слушает удаляющийся стук копыт, с каждым повторением становившийся все слабее, и чувствует себя покинутым и одиноким. Теперь только одно привязывает его к жизни – это его престарелая мать!

Глава тридцать вторая

Подготовка к пути

Добравшись до гостиницы, капитан Райкрофт не ложится спать, но бодрствует весь остаток ночи.

Вначале он собирает свои вещи и укладывается. Это задача нетрудная. Багаж у него легкий, в соответствии с привычками солдатской жизни; поэтому ему на сборы не требуется много времени.

Вскоре рыболовные принадлежности, кобура и портмоне собраны и упакованы, вместе с немногими другими вещами, уложенными в саквояж; после этого он садится за стол и пишет дорожные ярлыки.

Однако теперь перед ним встает затруднение – адрес. Разумеется, нужно написать свое имя; но какова цель направления? До этого момента он не думал, куда направляется; знал только , что должен уехать – уехать подальше от Уая. Для его воспоминаний эта река не Лета[103].

В свою часть вернуться он не может, потому что части у него больше нет. Несколько месяцев назад он ушел в отставку, воспользовавшись окончанием срока службы – главным образом потому, что Корт казался ему привлекательней военного лагеря. Таким образом, посещение Херефордшира не только избавило его от привычки ловить лосося, но и положило конец военной карьере.

К счастью, он не зависит от жалованья: капитан Райкрофт богат. Однако ни один дом он не может назвать своим; последние десять лет его жизни прошли в Индии. Родина его – Дублин; но что он будет там делать? Все его близкие родственники мертвы, школьные товарищи давно разъехались по миру; многие, как и он сам, стали бездомными бродягами. К тому же после возвращения из Индии он уже побывал в столице Изумрудного острова[104], обнаружил, что все там переменилось, и не хочет возвращаться туда снова, – во всяком случае не сейчас.

Куда в таком случае?

Одно место привлекает его воображение, почти так же естественно, как родина, – столица мира. Он отправится туда, хотя и не останется навсегда. Использует только как промежуточный пункт для отправки в другую столицу – на этот раз столицу Франции. В этом фокусе и центре веселья и моды, в водовороте развлечений, он сможет забыть свое горе, если не стать счастливым. На это он не надеется; но попытаться стоит, и он попытается.

Приняв такое решение, он берет ручку и собирается написать на ярлыках слово «Лондон». Но как опытный путешественник, который не делает торопливых или необдуманных шагов, он еще некоторое время размышляет.

Как ни странным это покажется – хорошая проблема для психолога, – человек лучше соображает лежа, а еще лучше – с сигарой в зубах. Сигара – могучий помощник в размышлениях. Зная это, капитан Райкрофт закуривает и осматривается. Он в своей спальне, в которой, помимо кровати, есть софа – обычный предмет гостиничной мебели, с подушками, набитыми конским волосом и твердыми, как камень.

И вот он ложится на эти подушки и курит. Не злобно: сейчас он не думает ни о Лондоне, ни о Париже. Пока еще не может. Счастливое прошлое и несчастное настоящее слишком переполняют его душу, чтобы он мог думать о будущем. «Гнев любви» все еще владеет им. Он «губит цвет его жизни», оставляя его «вянуть». Или есть еще шанс на примирение? Можно ли переступить через пропасть, созданную гневными словами? Нет. Нет, без признания в ошибке – а для него это было бы унизительно, в нынешнем состоянии он не может на это пойти и не пойдет.

– Никогда! – восклицает он, доставая сигару изо рта, но вскоре возвращая ее, чтобы продолжать нить размышлений.

То ли под влиянием никотина, то ли по другой причине, но мысли его вскоре успокаиваются, их направление меняется, о чем свидетельствуют слова капитана:

– В конце концов я мог быть к ней несправедлив. Если это так, пусть Господь меня простит, как я надеюсь, Он меня пожалеет. Если это так, я не заслуживаю прощения и больше достоин жалости, чем она.

Как в бурном океане между огромными увенчанными пеной волнами встречаются пространства спокойной воды, так и в мысленной буре бывают передышки. В одну из таких передышек он произносит указанные выше слова; и продолжает размышлять в том же направлении. И положение, хотя и не приобретает couleur de rose[105], все же больше не кажется таким мрачным. Гвен Винн могла быть немного скрытной, она поиграла с ним, и он был бы готов, даже рад согласиться на это; соглашался на унижение, о котором минуту назад не хотел и думать. Так меняются чувства: от слепого гнева к полному прощению; капитан почти готов вскочить и снова распаковать свои вещи.

Но в этот момент он слышит, как часы бьют шесть; до него доносятся из окна голоса. Сплетничают двое слуг, работающие в конюшне: конюх и кучер одноконного экипажа.

– Хорошо провел время в Ллангоррене? – спрашивает первый.

– Еще бы! – отвечает кучер с сильным акцентом и икая. – Никогда не бывало лучше, да поможет мне Господь. Вино текло рекой, и самое лучшее вино. Я полон французским шампанским, вот-вот лопну.

– Хорошая девушка, эта мисс Винн. Правда?

– Конечно. Одна из лучших. Но недолго ей оставаться девушкой . Судя по разговорам слуг, скоро она впряжется в двупарную упряжь.

– А он кто?

– Сын сэра Джорджа Шенстона.

– Хорошая пара для нее, я сказал бы. Более аккуратный парень не заходил во двор. Много раз он давал мне на чай.

Они говорят еще немало подобного, но капитан Райкрофт не слышит; эти двое отошли от окна. Да если бы они и остались, он, вероятно, не стал бы слушать. Ибо опять он слышит все те же слова, последний презрительный ответ: «Да, пусть будет!»

Со всей остротой к нему возвращается прежняя тоска, он вскакивает, торопливо подходит к столу и пишет на клочке пергамента:

Мистер Вивиан Райкрофт,