Когда он ловкими, уверенными движениями закатывает левый рукав, то говорит: — Люди думают, что я получил свое прозвище из-за Боготы. Но это неправда. Они называли меня Мясником задолго до этого.

Он закатывает и правый рукав, пока тот не совпадает с левым. Затем подходит к накрытому столу. откидывает ткань, открывая именно то, что я ожидал увидеть: набор свежезаточенных мясницких ножей, лезвия которых разложены по форме и размеру. Кливеры, скимитары и поварские ножи, лезвия для разделки костей, филе, резьбы, нарезки и шинковки.

— До того, как мы стали преступниками, у Зейджаков было семейное ремесло. То, чему мы научились, мы передавали по наследству. Я могу разделать свинью за сорок две минуты, — он поднимает длинный, тонкий нож, касаясь лезвия подушечкой большого пальца. Без всякого нажима кожа разрывается, и на сталь попадает струйка крови. — Как ты думаешь, что я могу сделать с тобой за час? — размышляет он, оглядывая меня с ног до головы.

— Может быть, для начала ты объяснишь, какого хрена тебе нужно, — говорю я. — Речь не может идти о транзитной недвижимости.

— Нет, — тихо говорит Зейджак, его глаза бесцветны в ярком свете.

— Тогда в чем же дело? — спрашиваю я.

— Дело, конечно, в уважении, — отвечает он. — Я живу в этом городе уже двенадцать лет. Моя семья живет здесь уже три поколения. Но ты этого не знаешь, не так ли, мистер Гриффин? Потому что ты даже не сделал мне комплимент из любопытства.

Он откладывает нож, который держал в руке, и берет другой. Хотя пальцы у него толстые и корявые, он обращается с оружием так же ловко, как и Неро.

— Гриффины и Галло… — говорит он, подходя ко мне с клинком в руке. — Оба одинаковы в своем высокомерии. Галло похоронили двух моих людей под цементом и думают, что на этом все закончится. Вы принимаете мое пожертвование, а потом отказываетесь даже встретиться со мной лицом к лицу. Затем вы оба заключаете брачный договор, даже не рассмотрев моих сыновей. И даже не прислали приглашения.

— Свадьба была неожиданной, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Мои плечи горят, и мне не нравится, как близко Зейджак подобрался с ножом.

— Я точно знаю, почему свадьба состоялась, — говорит он. — Я знаю все…

Хочется спросить, где сейчас Аида, если он так много знает. Но я все еще опасаюсь выдавать ее. Возможно, ей удалось сбежать. Если так, то, надеюсь, она позвонит в полицию или своим братьям.

К сожалению, я не думаю, что кто-то успеет приехать вовремя. Если они вообще знают, где меня искать.

— Здесь была бойня, — говорит Зейджак, обводя пустой склад кончиком ножа. — Здесь убивали по тысяче свиней в день. Кровь стекала вон туда, — он показывает на металлическую решетку, расположенную под моими ногами, — вниз по этой трубе, прямо в реку. Вода была красной на протяжении мили вниз по реке от заводов.

Я не вижу трубы, на которую он ссылается, но чувствую вонь грязной воды.

— Чуть дальше люди плавали в воде, — говорит он, его взгляд прикован к лезвию ножа. — К тому времени она выглядела достаточно чистой.

— Есть ли смысл в этой метафоре? — спрашиваю я нетерпеливо. Мои плечи чертовски горят, и если Зейджак собирается меня убить, я бы предпочел, чтобы он уже сделал это. — Я что, должен быть человеком, купающимся в грязной воде?

— Нет! — огрызается он, глядя мне в лицо. — Таковы все жители Чикаго, которые хотят думать, что их город чистый. А ты — человек, который ест бекон, думая, что ты лучше, чем тот, кто его разделал.

Я вздыхаю, пытаясь притвориться заинтересованным, а на самом деле осматриваю комнату. Я наблюдаю за двумя телохранителями, ища какой-нибудь выход из этой ситуации. В то же время натираю запястья веревкой, пытаясь выкрутить их понемногу. Или просто натираю кожу — трудно сказать.

Зейджак закончил монолог. Он срезает с меня пиджак и рубашку дюжиной быстрых разрезов. Часть рукавов все еще свисает с рук, но торс обнажен, кровь течет из пяти или шести неглубоких порезов. Мясник достаточно опытен, чтобы сделать такое, не касаясь моей кожи, но он порезал меня намеренно. Он точит свой нож.

Он прижимает лезвие к правой нижней части моего живота.

— Ты знаешь, что там? — говорит он.

Не хочется играть с ним в эти игры.

— Нет, — говорю я.

— Твой аппендикс. Маленькая трех- и полуторадюймовая трубка из ткани, выходящая из толстой кишки. Вероятно, для современного человека он является рудиментарным, но иногда становится заметным, когда воспаляется или заражается. Я не вижу никаких шрамов от лапароскопии, поэтому предполагаю, что твой все еще цел.

Я упрямо молчу, отказываясь подыгрывать.

Мясник кладет плоскую часть лезвия на ладонь.

— Я собирался подождать с этим до выборов, но вы устроили мне неприятности, разгромив мое казино и побеспокоив мою любовницу на ее рабочем месте. Так что вот что мы сделаем. Галло вернут деньги, которые они украли из моего казино.

Я не знаю, сколько они взяли, но надеюсь, что это была чертова тонна наличных.

— А ты продашь мне транзитную недвижимость с большой скидкой.

Неа. Пускай не рассчитывает на это.

— И ты предоставишь мне должность в городском правительстве по моему выбору после твоего избрания.

Только в случае когда чертовы свиньи полетят.

— В качестве аванса за эти услуги я заберу твой аппендикс, — говорит Зейджак. — Ты не заметишь этого. Операция, хотя и болезненная без анестезии, но не смертельная.

Он еще раз поднимает кончик ножа, расположив его прямо над явно несущественной частью моих внутренностей. Он делает вдох, готовясь разрезать плоть. Затем он начинает вдавливать нож в живот.

Он проталкивает его мучительно медленно.

Я изо всех сил скрежещу зубами, глаза закрыты, но я не могу удержаться от придушенного крика.

Это действительно чертовски больно. Я слышал, что быть зарезанным больнее, чем застреленным. Недавно моя любимая жена ранила меня в руку, и я могу с уверенностью сказать, что нож, медленно, мучительно проникающий в внутренности, в сто раз хуже. По лицу течет пот, а мышцы дрожат сильнее, чем когда-либо. А нож вошел в мою плоть всего на сантиметр или два.

— Не волнуйся, — шипит Мясник. — Я закончу через час или около того…

— Секунду, секунду… — задыхаюсь я.

Он делает паузу, не вынимая нож из моего живота.

— Ты не мог бы сделать перерыв на секунду и почесать мне нос? У меня зуд, и он сводит меня с ума.

Зейджак раздраженно фыркает и напрягает руку, чтобы еще глубже вогнать нож в мое тело.

В этот момент в дверной проем влетает бутылка, в горлышко которой засунута дымящаяся тряпка. Бутылка разбивается о цементный пол, пылающий ликер растекается в лужу, а осколки раскаленного стекла разлетаются в стороны. Один из них задевает рукав вышибалы. Он крутится, пытаясь вытащить его.