У него было алиби. Он находился вместе с подругой в Швеции: навещали в Мальмё ее семью. Они отправились в путешествие на ее машине и отсутствовали целую неделю. К показаниям были приложены копии билетов на паром Стремстадслиниен. Подругу звали Мод Турелль. Она подтвердила сказанное в телефонном разговоре с одним из следователей.

Вистинг помнил, что от автомобильной версии отказались после того, как свидетеля, сообщившего о машине, допросили снова. Продавец больше не был уверен в комбинации ND и мог только исключить, что та машина была зарегистрирована в местном управлении по надзору за автомобилями, что означало бы номерной знак с буквами LS. Он также больше не был уверен, что видел красный «Сааб» в тот же день, когда пропала Эллен. В это время у него как раз был отпуск и ему было сложно отличать один день от другого.

Вистинг прочел показания Юнаса Равнеберга заново и заметил, что у них с Мод Турелль был один адрес регистрации: Миннехаллвейен, 28, в Ставерне. Так что она была не просто подругой. Они жили вместе.

Сами показания не отличались запутанностью, и их было легко проверить, но многие вопросы вообще никто не задал. Например, имел ли кто-то еще доступ к автомобилю Равнеберга? Сколько у него было ключей от машины и где они находились? Телефонная беседа с женщиной тоже была слишком простым решением, и, казалось, ее провели только для того, чтобы вычеркнуть Юнаса Равнеберга из этого дела. Вистинг никогда не считал близких членов надежными свидетелями алиби, а когда они давали показания не лицом к лицу со следователем, их показания вообще мало чего стоили.

Отношения между Равнебергом и Турелль закончились, должно быть, год спустя, в любом случае именно тогда, по словам Лине, Равнеберг переехал во Фредрикстад. В описании дела об убийстве он фигурировал как живущий в одиночестве мужчина.

Вистинг положил бумаги обратно в коробку. Между Юнасом Равнебергом и Рудольфом Хаглунном существовала связь. Она была и семнадцать лет назад, просто тогда ее не заметили.

Вистинг откинулся на спину стула. Ему казалось, будто перед ним находится незаконченное произведение искусства. Пейзаж, уже заключенный в раму, – самое главное на месте, набросок выполнен, но не хватает деталей. Пока что контуры были столь размыты, что он не мог предположить, как все будет выглядеть, когда работа будет закончена.

Сюзанне еще не спала, когда он прокрался в спальню. Свет был выключен, но по тому, как она крутится, он понял, что она давно не может уснуть.

– Привет, – прошептал он.

Она ответила мычанием.

Он заполз под одеяло, лег на спину и принялся смотреть в темноту.

– Думаешь, оно того стоит? – спросила она. Ее голос звучал неотчетливо.

– Что именно?

– Твоя работа в полиции, – пояснила она. – Никто не благодарит тебя за тяжелую работу, независимо от того, что ты делаешь. Ты рискуешь жизнью и здоровьем. Копаешься в чужом грязном белье. Сотни неоплачиваемых сверхурочных, сюда звонят в любое время дня и ночи. Все время что-то требуют и чего-то ожидают, а теперь твой собственный шеф заявил на тебя. Ты думаешь, оно того стоит?

Вистинг не ответил. У него не было ответа. Его работа включала в себя много разных сложностей, но он выбрал ее не для того, чтобы наслаждаться спокойными деньками, и научился справляться и с сопротивлением, и с чудовищным давлением.

Матрас скрипнул, когда Сюзанне повернулась рядом с ним.

Вистинг закрыл глаза, но ничего не изменилось: вокруг и раньше было темно. А на сетчатке глаз светилось изображение пропавшей Линнеи Каупанг.

– Это моя работа, – тихо произнес он и подумал, что, если бы только он мог поработать над этим делом, оно бы того стоило, все это. Возможность приблизиться к разгадке, сохраняя надежду на то, что Линнея по-прежнему жива, перевешивала все остальное.

Он кашлянул.

– Ты повесила желтую ленту, – сказал он, будто пытаясь сменить тему.

Она не ответила. Лежала молча.

– Квартира над кафе свободна, – сказала она через какое-то время. – И выставлена на продажу.

Его охватило неприятное ощущение, будто что-то холодное заползло под одеяло. Больше всего ему хотелось сесть на кровати и включить лампу на ночном столике, чтобы увидеть глаза Сюзанне, но он остался лежать.

– Что ты имеешь в виду?

– Было бы практично.

Вистинг тихо сглотнул слюну. Казалось, что Сюзанне повысила ставки, как игрок в покер, бросила на стол что-то очень ценное. Но то, что между ними было, не было игрой.

– Ты говоришь о том, чтобы переехать?

– Все равно я постоянно там. А ты бо́льшую часть времени проводишь на работе. У нас один адрес, но в общем мы не живем вместе.

«Как несправедливо, – подумал он, – что она решила обсудить это именно сейчас».

Он всегда считал себя самостоятельным, но после того как умерла Ингрид, постоянно чувствовал все нарастающее беспокойство за людей, которых любил. Боялся потерять самых близких. Скорее всего, это было связано с тем, что он видел на работе. Слишком много раз он наблюдал, как люди становились жертвами бессмысленных потерь.

Он не только привязался к Сюзанне как к человеку, но и теперь зависел от нее как от спутницы жизни. Мысль о том, что все будет кончено, заставила его почувствовать недомогание. Пот холодной пленкой покрыл его кожу. Он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Вместо этого он погладил Сюзанне по плотным черным волосам, пытаясь успокоить дыхание.

– Мне не нужны ленточки перед дверью, – сказал он, будто стремясь объяснить, кто он есть. – Я должен действовать. Стараться что-то сделать. Вот как я разбираюсь с такими вещами.

Сюзанне повернула к нему голову.

– Мне бы хотелось меньше нуждаться в тебе, – сказала она с пониманием в голосе. – Однако мы такие, какие есть, оба.

Они долго лежали молча и в конце концов заснули. Сюзане – отвернувшись лицом к стене, Вистинг – на спине, сцепив перед собой руки.

Первый серый свет едва наполнил комнату, когда Вистинг проснулся. Он повернулся к Сюзанне, по-прежнему глубоко спящую возле. Она была еще красивее, когда все мышцы лица были расслаблены. Ресницы отдыхали на скулах. Морщинки почти исчезли, в ней было что-то особенно мягкое и мирное, и это легче было увидеть, когда она спала и не смотрела на него.

Под глазом дернулась мышца, и рот сложился в подобие улыбки, но он слышал по дыханию Сюзанне, что она по-прежнему спит. Он оперся на локоть и задумался, что ей снится. Потом осторожно откинул одеяло и встал с кровати.

Внизу из кухни доносились звуки. Ярко выраженный кофейный аромат встретил его еще на лестнице. Лине повернулась к отцу, когда он зашел на кухню.

– Ты ее чистил? – спросила она.