– Ну и что, этот придурок принц ее полюбил?

– Нет. А значит, русалке было суждено умереть, если она не пронзит ножом сердце принца. Как только его кровь брызнула бы ей на ноги, они бы срослись обратно в хвост.

Тут я умолкаю. Лукас уже вырыл приличную яму размером и глубиной с детский надувной бассейн. Мне еще просеивать и просеивать. Все мои находки – несколько камней, железяка да две пластмассовые таблички для грядок.

Лукас бросает лопату и опускается на колени.

– Помочь?

Знаю я его фокусы: таким образом он пытается сказать, что мы зря тратим силы и время. Я и сама склоняюсь к этой мысли.

Раздается скрип двери, громко хлопает москитка. К нам идет Бесси Вермут в алом обтягивающем костюме, который подчеркивает все жировые складки на ее талии. В руке – два высоких желтых стакана с янтарной жидкостью и льдом.

– Доброе утро, Тесса! – Она широко улыбается. – Я так рада видеть вас и вашего… друга.

– Меня зовут Лукас, мэм. Давайте-ка сюда ваши стаканы.

Он берет один и залпом отпивает половину.

– Превосходный чай! Спасибо большое.

Бесси не сводит глаз с его татуировки в виде змеи, которая обвивает хвостом пупок и спускается в джинсы.

– Что-нибудь нашли? – спрашивает она, с трудом отрываясь от пряжки ремня.

– Пару камней да ржавую железяку.

Бесси и не смотрит на мои находки.

– Я хотела вам рассказать про свою коробку. Херб ведь ничего вам не говорил?

– Что за коробка? – Первый тревожный звоночек.

– Да просто груда хлама, по сути. Я на ней даже написала: «Хлам, который никому не нужен, кроме мамы». Чтобы детям не пришлось в нем копаться, когда я умру. А вам, глядишь, на что-то сгодится.

Меня прошибает холодный пот. Да что же это со мной? Подумаешь – какой-то хлам!

– Я пойду принесу коробку, а то руки были чаем заняты. Встретимся за столиком для пикников.

– Ты как? На тебе прямо лица нет, – замечает Лукас. – Вот и передохнем заодно.

– Ага. Давай.

Вслух я ничего не говорю. Бесси дважды в год перекапывает эту землю – кто знает, что она могла найти?

Одолев ярдов тридцать, мы садимся за старый стол, небрежно покрашенный зеленой краской.

Лукас кивает на дом.

– Идет уже.

Бесси, решительно отдуваясь, тащит на себе старую картонную коробку. Лукас вскакивает, подбегает и забирает у нее тяжелую ношу. Он ставит коробку передо мной, но открывать ее я не спешу. Жирным печатным шрифтом на коробке написано ровно то, что сказала Бесси – а значит, именно эти вещи ее скорбящие, наверняка сентиментальные дети никогда и ни при каких обстоятельствах не выбросят.

– Здесь хранится всякая всячина, которую я нахожу вокруг дома. – Бесси сама открывает коробку. – Бесполезный хлам, конечно. Кроме старых бутылок – их я выставляю на кухонный подоконник. Но все, что нахожу в земле – если оно не извивается и не кусается, – я складываю сюда. Без разбору, как попало. Поэтому я понятия не имею, что выкопала культиватором, а что попало под нож газонокосилки.

Лукас склоняется над коробкой и начинает в ней рыться.

– Да вы просто вывалите все на стол, – говорит Бесси. – Там ничего ценного. Тогда и Тесса посмотрит как следует.

Не успеваю я морально подготовиться, как все содержимое коробки уже разлетается по столу. Пружины и ржавые гвозди, старая смятая банка «Доктора Пеппера» в желто-красную полоску, синяя машинка без колес. Крошечная склянка из-под байеровского аспирина, изжеванная собакой мозговая кость, большой белый камень с золотистыми прожилками, сломанный наконечник стрелы, ископаемые моллюски с щупальцами и глазами, похожими на объективы камер.

Лукас роется в битом красном стекле. Находит и откладывает в сторону крошечный коричневый предмет с заостренным кончиком.

– Это зуб, – говорит он.

– Я тоже так подумала! – восклицает Бесси. – А Херб говорит, засохший попкорн.

Но я смотрю на другой предмет, лежащий на краю стола.

– Кажется, это Лидии. – Слова застревают у меня в горле.

– У-у, жуть! – Бесси берет в руки маленькую розовую заколку и хмуро ее разглядывает. Я стягиваю перчатки и дрожащими пальцами подношу ее к глазам.

– Как думаете, что это может значить? – спрашивает Бесси. – По-вашему, это ключ к разгадке?

Интересно, почему она не дышит? Потому что старая – или потому что рядом полуголый вспотевший Лукас? Бесси явно прочитала все, что когда-либо было напечатано по делу Чернооких Сюзанн. Как же я сразу не поняла? Она и дедушкин дом наверняка купила из-за этого. Вряд ли ей нужно объяснять, кто такая Лидия.

Лукас кладет руку мне на плечо.

– Мы возьмем зуб и эту… штуку для волос, если можно, – говорит он Бесси.

– Конечно, конечно! Мы с Хербом всегда рады помочь.

Я потираю пальцем желтый смайлик, вырезанный на розовом пластике. Ничего это не значит, ругаю я себя. Просто заколка зацепилась за кукурузный стебель, пока мы играли в прятки – сто лет тому назад, когда все монстры жили только в сказках и под кроватью.

И все-таки… Розовая заколка с желтым смайликом. Кольцо Викторианской эпохи, книга По, ключ. Почему у меня такое чувство, что Лидия играет со мной в игру – тщательно спланированную, хитрую игру?

Лукас изучает мое лицо – и вопрос, надо ли просеивать остальную землю, отпадает сам собой.

Я поднимаю взгляд. На крыше мельком замечаю двух девочек, у одной – огненно-рыжие волосы. Я моргаю – и они исчезают.

Заколка Лидии лежит у меня в сумочке, завернутая в салфетку. Зуб – в кармане у Лукаса. Когда мы проезжаем миль пятнадцать, он откашливается и робко спрашивает:

– Ты мне расскажешь, чем закончилось дело с той русалкой?

В моем пассажирском окне – разводы голубого и коричневого: техасское небо, подобное огромному стеклянному куполу, и холмистые пастбища, некогда лежавшие под толщами воды.

Я унимаю дедушкин голос в голове. Кладу руки на горячие щеки. Поворачиваюсь к Лукасу – моей каменной стене.

– Русалочка не убила принца, – говорю я. – Она бросилась в море, пожертвовав собой, и превратилась в морскую пену. Но случилось чудо: ее дух взлетел над водой. Теперь она – дочь воздуха. Однажды она сможет обрести бессмертную душу и войдет в Божье царство.

Дочери воздуха. Как мы, как мы, как мы, вторят у меня в голове Сюзанны.

– Твой дед-баптист, наверное, очень любил эту сказку, – говорит Лукас.

– Не совсем так. Баптисты не верят, что рай можно заслужить. Единственный способ спасти свою душу – покаяться. Вот тогда пожалуйста, путь на небо открыт – даже если ты всю жизнь превращал русалочек в морскую пену.