сегодня вместе. Вика сделала открытие, что, когда я рядом, у неё реже бывает тошнота и она может хорошо покушать. Что не сделаешь ради любимой беременной красавицы.

Провожаю Вику до центра. Это не только ради её безопасности. Мне ещё нужно с Татьяной переговорить. Вот она точно мне подыграет и Вику убедит в правильности этого решения.

Издалека замечаю Таню и иду к ней навстречу. Обмениваемся парой дежурных фраз, а затем, рассказав о вчерашнем звонке, прошу помощи.

— Татьяна, Вика рассказывала, что Максу в центр помогла пройти любовница. Кто она?

— Да она у нас недолго работала. Я с ней знакома не была, но в кадрах вся информация о ней осталась. Узнать?

— Татьяна, буду очень благодарен. Складывается впечатление, что любовница Макса и эта девица одно лицо.

— Почему ты так решил? — интересуется Таня.

— Не знаю. Чистая интуиция. Попробуй разговорить Вику. И, жду информации, — нагло напоминаю я.

— Я помню, — улыбается мне Татьяна.

Прощаюсь с Татьяной и спешу в женскую консультацию.

Оставляю машину на парковке, захожу внутрь старого здания, ещё, пожалуй, постройки далёких 70х. Внутри, хотя и всё чисто, смотрится убого. Здание требует капитального ремонта. Но как всегда, во всех государственных медучреждениях, финансов хватает лишь на подлатать. Поднимаюсь на второй этаж. Нахожу кабинет заведующей. На двери красуется табличка: «Степанова Г.Е.».

Выдыхаю облегчённо. С Генриеттой Евгеньевной нас судьба свела несколько лет тому назад. Её дочери требовалась квалифицированное кардиологическое сопровождение во время беременности. Так уж вышло, что у её дочери был врождённый порог сердца. Девушка вышла замуж, забеременела. Врачи не давали гарантий и советовали прервать беременность. Я тоже этих гарантий не давал. Но отказывать не стал. Всё объяснил, все сложности, нарисовал совсем уж страшные картины, что может произойти. Взялся консультировать первую половину беременности, а потом связал их с немецкими коллегами. Так у Генриетты появилась совершенно здоровая внучка. Дочка безумно счастлива. Имея на руках маленькую дочь, пообещала больше не рисковать. С тех пор прошло уже года два, а мы с Генриеттой до сих пор пересекаемся иногда в кафе за чашечкой кофе.

К ней на работу я пожаловал впервые. В столь ранний час её ещё нет в кабинете. Отхожу к окну и погружаюсь в свои мысли.

А что если я ошибаюсь? Ведь может это совершенно другая девушка? Тогда как её найти? Как найти ту, которая таким образом влияет на Викторию. А ведь моей девочке сегодня вечером идти на приём. Мне важно её спокойствие. Лев Борисович не любит, когда будущие мамаши нервничают. «Милочка, я сам начинаю нервничать, глядя на Вас, а мне, как и Вам, нервничать нельзя. У меня сердце, а у Вас ребёнок», — всегда возмущается Лёва.

Вижу приближающуюся немного грузную фигуру Генриетты. Она подходит к своему кабинету, открывает дверь, погрузившись в свои мысли меня не замечает. Даю возможность ей привести себя в порядок. Сам не люблю, когда меня на пороге перехватывают, поэтому и с коллегами так не поступаю.

Смарт-часы сообщают об смс. От Татьяны. «Кузнецова Екатерина Алексеевна». Значит Екатерина. Это та девица, что была с Максом в новогоднюю ночь. Герман уже отзвонился и сообщил информацию. Жили они в одном номере. Ошибки быть не может. Это она, эффектная девчонка в шапочке с ушками.

Подхожу к кабинету заведующей и стучусь в дверь.

Услышав приглашение войти, вхожу.

— Доброе утро, Генриетта, — улыбаюсь я.

Она в приветствии встаёт со своего кресла, расплывшись в ответной улыбке.

— Доброе. Теперь точно доброе, если ко мне пожаловали такие гости. По делу? Или мимо проходил?

Мы с ней давно на ты и обращаемся к друг другу по имени с тех самых пор, как ножки её внучке обмывали.

— По делу. Но лучше бы так…

— Коль по делу, выкладывай. Сначала дело, а потом разговоры разговаривать будем.

Генриетта смотрит на меня внимательно. Я же собираюсь с мыслями и выдаю часть информации. Генриетта ни разу меня не прерывает, слушает и что-то помечает на листочке карандашом. И лишь когда я замолкаю, она оживает и переспрашивает:

— Как ты говоришь зовут доктора, к которому обращалась твоя жена?

Именно так я представил Викторию Генриетте. Моя жена!..

— Фамилию точно не запомнил Крупицын, Крулицын… Может быть как-то похоже…

— Круницын Павел Алексеевич. Очень хороший врач. Среди моих он лучший. Он к этому точно не причастен. Даже в тяжёлые времена аборты старался не делать, всегда уговаривал рожать, в тем более подпольные аборты…

— Почему подпольные? — удивляюсь я.

— Во-первых, в стенах консультации — это запрещено. У нас здесь нет реанимации, — поясняет Генриетта, — а во-вторых, у него сегодня нет приёма. Его не будет.

Набирает по внутреннему телефону номер и с кем-то разговаривает, уточняя в каких кабинетах стоят телефоны с номером, с которого звонили Виктории.

— Звонили как раз из кабинета Павла Алексеевича. Вчера там приём вёл другой гинеколог, а вот медсестра у них одна. Работает с ними Кузнецова Екатерина. Знающая, опытная, но … Извини, Генрих, остальное наше внутреннее.

Развожу руками в жесте, мол, без проблем, мне это и не интересно.

— Сегодня в первой половине дня она сидит на приеме, а вот после часу свободна, — продолжает Генриетта. — В какой кабинет, говоришь, пригласили жену?

— В 210, — отвечаю я, а сам напряжённо думаю, что делать дальше, но мои размышления прерывает заведующая.

— Давай сделаем так. Приезжайте с женой вместе, но не к часу, как ей сказали, а чуть позднее. Минут на двадцать опоздайте. Хочу дать возможность Екатерине одуматься. Я всё это так не оставлю. Ты же меня знаешь!.. Просто хочу, чтобы «крови» меньше было.

Согласно киваю и прощаюсь с Генриеттой до обеда.

Виктория

Утро не приносит особой радости. После вчерашней истерики болит голова. Выпить бы обезболивающее, но вдруг оно повредит малышу? Решаю потерпеть.

Поворачиваюсь на бок. Соседняя подушка примята, притягиваю её к себе и вдыхаю такой родной запах мужчины. После всего, что я ему вчера наговорила, он пришёл спать ко мне? Приходит осознание того, как сильно я обидела его вчера. Ведь выгоняла Генриха из его квартиры. Кошмар!.. Становится ужасно стыдно.

Истеричка!.. Я никогда такой не была… Танюшка смеётся, что это гормоны. Может она и права, но нельзя же так! Нужно срочно извиниться.

Смотрю на часы. Нужно вставать, иначе опоздаю на работу. Из кухни доносятся какие-то звуки. Генрих на кухне, наверное, завтракает. Приходит тяжёлое осознание того, что вчера не купила йогурт на завтрак, а приготовить что-то полезное и съесть не получится. На еду сил не хватит. Не хочу кормить унитаз.

Тащусь в