— А для чего она вам? — удивилась Зотова.

— Проверить одну гипотезу, — как-то неуверенно ответил Кудрин.

— Кстати, еще вопрос, — спросил Кудрин, — а кроме вас в этот кабинет имел ли кто-либо доступ?

— Да что вы, Евгений Сергеевич, меня-то он редко пускал сюда, в основном по случаю приобретения новой монеты. А код входа в кабинет знаю помимо отца только я, — ответила Зотова.

— А ваш отец курит? — неожиданно перевел разговор в другое русло Кудрин.

— Да что вы, он не переносит запаха табака, — с уверенностью в голосе сообщила Татьяна Ефимовна.

— Скажите, а кто-либо приходил в гости к вашему отцу в последнее время? — спросил Евгений Сергеевич.

Зотова на секунду задумалась и тихо произнесла:

— Где-то в начале июля мы с Леночкой приехали вечером к отцу в дом, а у него в гостях был его одноклассник. Фамилия у него такая запоминающаяся, отец так его и представил — Пашка Гагарин, предводитель шаболовских хулиганов. Мне он сразу как-то не понравился. Они о чем-то на кухне долго разговаривали и много выпивали. Отец пил крайне редко, и я была удивлена, что увидела в его доме не только постороннего человека, но и изрядно выпившего отца. — Разговор для нее явно попал в неприятную плоскость.

— Гагарин — фамилия, известная на весь мир, — Кудрин попытался сгладить воспоминание, — так я возьму коробку? — повторил он свой вопрос.

— Да, пожалуйста, берите, — сказала Зотова и пересыпала на столик монеты, лежащие в ней.

Они вышли из кабинета, и Зотова, попросив помощника хозяина дома Семенова присмотреть за дочерью, поспешила поехать в больницу к отцу. Кудрин ее удерживать не стал, только попросил по возможности завтра с утра позвонить и приехать на Петровку, 38.

Какое-то странное неприятное чувство не отпускало Евгения Сергеевича — осмотр дома Свирского ничего не дал, все было в порядке, да и следов борьбы никаких не было.

Кудрин зашел на кухню, где со стула рывком приподнялся Семенов, — ничего не ускользнуло: вот она настоящая армейская выправка, налицо психологическая устойчивость. Сел напротив:

— Так что же все-таки случилось с вами? — намеренно добавив железа в голосе, спросил Кудрин. — Давайте все по порядку.

— Так точно, приехали мы домой около восьми часов вечера, — торопливо начал он, — шеф спешил, дочка должна была к восьми вечера привезти внучку и оставить ее у него. Наутро они собирались в зоопарк пойти.

— Ну, хорошо, расскажите, какие функции у вас как у помощника, — строго перебил его Кудрин.

— Мы работаем со сменщиком через сутки, помимо основной работы, я и сменщик дежурим ночью в его доме. Если вы заметили, в прихожей дома, слева от входа имеется еще одна дверь. Это комната для помощников шефа, в ней я и находился.

Они друг за другом прошли в комнату — это была малюсенькая душная комнатка с окном, выходящим во двор на калитку и глухую стену каменного забора, в которой помещался лишь диван и совсем небольшой столик, втиснутый между диваном и стеной.

— Шеф ни меня, ни сменщика никогда не пускал в комнаты дома, и как только приезжали, он шел в комнату, а я в свое помещение, — продолжал Семенов, — где-то минут через пятнадцать после нашего приезда приехала Татьяна с дочкой, и они прошли в дом, а потом, спустя несколько минут, она уехала, сказала мне, что дочка после бассейна устала и улеглась спать. Я несколько раз выходил во двор для обхода, и ничего подозрительного не было. Когда входил в прихожую, то слышал в комнате громкий звук от телевизора, играла музыка. Я еще подумал, что Леночка может проснуться от такого шума. Где-то в начале одиннадцатого вечера я услышал надрывный лай соседской овчарки — она уже не молодая и редко подает голос. Я вышел во двор и, немного приоткрыв калитку, почувствовал, что кто-то придавил мне к лицу мокрую тряпку с отвратительным запахом; больше ничего не помню, вырубился мгновенно. Когда очнулся, встал с земли и пошел в дом, понял — вот она, беда. Входная дверь и дверь в комнату были открыты настежь, и я увидел шефа, лежащего на полу у телевизора. Он держался за сердце и хватал ртом воздух. Ну, я переложил его на диван, намочил два полотенца, приложил одно ко лбу, другое в область груди, и хотел уже бежать за помощью, как приехала скорая, а затем и милиция.

— Так это не вы вызвали? — спросил Кудрин.

— В том и дело, что не я, просто не успел еще, — с повышенной интонацией в голосе проговорил Семенов, — приехавший врач сделал шефу укол и сказал, что это похоже на обширный инфаркт. Потом его положили на носилки и увезли, как сказал врач, в первую городскую больницу.

— Как выглядел человек, придавивший к вашему лицу тряпку? — спросил Кудрин

— Не могу сказать, мне сразу в лицо эту тряпку сунули, — ответил Семенов.

— Так, значит, калитка, а потом сразу — тряпка, — вслух медленно повторил Евгений Сергеевич.

— Получается, что так, — тихо подтвердил он.

— Может быть, вспомните еще что-нибудь, что могло вас насторожить? — давил Кудрин.

— Никак нет, все было как обычно, ничего больше сказать не могу, — сказал Семенов и умолк.

— Ну, хорошо, — сказал Кудрин, — пойдемте к калитке и покажите место, где лежали на земле. — Откуда ни возьмись, навязался куплет известной песенки: «Солдатушки, браво, ребятушки, а где ваша слава?»

К ночи резко похолодало, дождь наконец-то перестал лить, природа успокоилась, оцепенела. Они вышли из дома, и Семенов показал то место, сохранившаяся с лета трава там действительно была изрядно помята, и это в какой-то мере был аргумент, что он говорит правду.

Во дворе дома в этот момент работал эксперт-криминалист, которому Кудрин передал найденную зажигалку.

Из дома вышел совсем еще молоденький кинолог, ведущий на поводке огромную, важно шагающую овчарку, доложил, что следов собака чужих не учуяла, а вот на улице у дома собрались любознательные жители села.

— Так вот, — продолжал кинолог, — одна из женщин сказала, что примерно часа полтора назад видела двоих мужчин у калитки двора Свирского.

— Очень хорошо, а где она? — нетерпеливо спросил Кудрин.

— Да вон у дома стоит на улице, в цветном платке, — махнул рукой кинолог и показал на среднего возраста женщину в цветастом платке, стоящую на центральной дороге.

Кудрин еще издали внимательно оценил женщину, подошел к ней, представился и попросил рассказать о том, что она видела.

— Я — Деева Любовь Алексеевна, живу рядом, прямо напротив Свирских, — угодливо затараторила женщина, переминаясь с ноги на ногу в резиновых сапожках. — Где-то около одиннадцати вечера я вышла из дома встретить дочку с тренировок из Лужников. Когда муж в командировке, я всегда ее встречаю. Очень поздно тренировки заканчиваются. Так вот, встретила я дочку, и мы идем по улице, а когда подходили к дому, я увидела двух мужчин, стоящих у калитки дома Свирского. Оба были среднего роста, в темных куртках, на голове у одного я заметила вязаную шапочку, хотя воротник куртки и закрывал лицо. А вот другого я очень хорошо увидела, он стоял напротив фонарного столба. У него был такой четкий пробор в волосах, — она невольно ткнула себя в темечко, давая понять, что именно здесь должен быть пробор. При этом она так наглядно двигала головой, что платок то и дело сползал, и ей приходилось резким движением возвращать его обратно. — И нос еще с большой горбинкой, а на правой щеке, вот здесь, — она показала у своего носа, — большая родинка…