— Так вот и живем, — сказал Гоша Володе. — От жрачки к спячке, от спячки к жрачке, а иног­да — к ржачке... А время бежит куда-то. Вот ты, интеллигент, знаешь, чем его остановить? Нет? А я знаю. С Ленкой Томилиной, тогда еще Башкирцевой она была, ночку проведешь — и будто время на неделю остановилось. Веришь? А теперь кто мне его останавливать будет? Вот слушай ме­ня, — он наклонился к Фрязину. — Найди мне, кто Ленку замочил. Никаких денег не пожалею. Ты понял меня? На вот, еще выпей, все поймешь.

— Мне достаточно... — с трудом сказал Воло­дя, закрывая глаза.

— Счас сблюет, — сказал Русый-старший. — Тимур, отведи его в клозет.

Кто-то сильный, огромный, как скала, под­нялся из полутьмы, где до этого были неразличи­мы лица, взял Володю Фрязина за шиворот и повел в глубь салона.

— Осторожно, Тимур, — сказал Коноплев. — Не сломай ему чего-нибудь. Он еще пригодится.

Мне никогда не было так плохо, думал Воло­дя. И так холодно. Почему здесь не топят? У меня теперь новая шапка... Вячеслав Иванович спро­сит: откуда? Что я ему скажу? А прямо так и скажу. Потенциальный подследственный пода­рил. Ну тот самый, к кому сходятся все связи тех, кто убит или еще жив. Всех этих «генералов» от нефти... Раньше были от инфантерии, теперь от нефти... Кстати, почему я так легко перемещаюсь в пространстве? Почти лечу... Или это меня несут на руках? Чего ради? Ведь меня жутко мутит, я могу не дотерпеть до туалета...

— А где здесь туалет? — спросил Володя того, кто держал его за воротник, и вдруг явственно увидел маленькие светлые глазки под опущенны­ми бровями, низкий лоб, жесткую с сединой ще­тину и почти полное отсутствие шеи.

Незнакомец, его звали Тимур, держал его за шиворот в подвешенном состоянии. Не сломай ему что-нибудь, сказал кто-то. А он может сло­мать... и тут Володя отключился.

Утром он пришел в себя, когда уже сели. Сквозь иллюминатор светило морозное солнце. Над ним стояли Гоша и Коноплев.

— Ну ты хорош! — говорил Гоша, хлопая его по плечу. — Давно не пил? Или вообще никогда?

— Водка несвежая попалась! — сказал Коноплев.

— И ведь шубу моему Тимуру облевал, — сказал Гоша. — Вот он тебе ее и подарил, — он кивнул на груду желто-серого меха, лежащего возле ног Володи. — Почистишь, будет как новая. Что смотришь? Осквернил ты ее, понял? Он теперь носить ее не сможет. Аллах ему не позволяет. Ты еще спал, а он уже с ходу выпрыг­нул, только трап подали. В город поехал другую покупать. Хорош ты вчера был, нечего сказать. А уж наговорил всего... Все как на духу! Но мы понимаем. Все между нами — намертво. Верно, Конопля?

— Ну! — поддакнул Коноплев.

— В общем, надевай — и поехали. Нельзя экипаж держать. Им назад лететь. А мы растол­кать тебя не могли. Поехали, говорю! В городе заедем в химчистку, там при тебе почистят.

— Я ее не возьму, — сказал Володя. — Я свое пальто надену... Где мое пальто?

— Там же, где и шапка, — ответил Гоша. — Выбросили. Где-нибудь на елке красуется или в болоте, километрах в тридцати отсюда...

Они смеялись, глядя на его растерянное лицо.

Вот это влип, сказал себе Володя, надевая гигантскую шубу. Погряз в коррупции... Попро­буй скажи им теперь слово. Все припомнят... А все-таки интересно было побывать в их среде. Посмотреть на них. Кое-кого я приметил, не­смотря на выпитое.

— Что ты там бормочешь? — спросил Гоша, поддерживая его под руку по дороге к трапу.

— Хочу спросить... — остановился Володя. — Я что теперь, вами купленный?

Гоша озадаченно уставился на него.

— Кто это тебе сказал?

— Ну пил с вами. Шуба эта вот, шапка...

— Да это от чистой души! — Гоша прижал руки к груди. — Симпатичный ты мне человек! Носи на здоровье. Чего мне тебя покупать, ну сам подумай? Был бы ты генеральным прокурором или министром внутренних дел. Что с тебя взять- то? Пошли, говорю!

И они снова двинулись к трапу.

— Все равно мне это не нравится, — говорил Володя. — Вы хотели меня купить. Тем более что я в пьяном виде проболтался, зачем сюда лечу.

Гоша молчал. Пожалуй, зря я это сказал, по­думал Володя. Теперь они, пожалуй, догадаются, что моя командировка касается их.

— Опохмелиться бы тебе, — сказал Гоша.

— Вы ведь имели какое-то отношение к по­гибшей Лене Томилиной? — спросил Володя.

— Слушай, не будь занудой, — сказал Го­ша. — Давай сначала выберемся отсюда. Не в самолете же устраивать допрос?

В машине, которую подали прямо к трапу — шикарный, длинный, многодверный «кадил­лак», — Гоша, севший на переднее сиденье, по­вернулся к Володе.

— Какое отношение к ней имел? — сказал он. — Спал я с ней.

— И муж из-за вас ее застрелил? — спросил Володя.

— Ну ты подумай, а? — воскликнул Коноплев. — Его как человека взяли на борт, поили, кормили, одевали, а он уже прямо в машине до­просы устраивает.

— Вы мне не ответили, — сказал Володя. — Муж узнал о вашей связи? Так?

— Ты хоть бы с делом познакомился сначала, — сказал Гоша. — Ее застрелили в постели с одним парнем. Ее и его. Я тут ни при чем.

— Мне просто интересно, — пробормотал Во­лодя. — А дело я почитаю. Обязательно.

Витя прибыл лишь под утро и сразу завалился спать. Я не стал его будить, хотя не терпелось посмотреть, что он там заснял. Наверняка какую- нибудь порнографию. Впрочем, адюльтер есть адюльтер. Там все держится на силе беззаконной страсти. А это возбуждает тех, кто подглядывает. А мы с Витей тут монашествуем, поскольку дер­жим марку заграничных штучек, инопланетян, прилетевших на эту грешную Землю из иной ци­вилизации.

С этими мыслями я снова заснул, а проснулся буквально через час, услышав характерные охи и стоны, доносившиеся с Витиной стороны. Окон­чательно проснувшись, я понял, что он просмат­ривает отснятый материал.

— А ничего, — сказал он мне, не отрываясь от экрана, на котором блаженствовала сладкая па­рочка. — Муж сам не прочь на это посмотреть. Он собирает на нее компромат. Хочет развестись. Поэтому, прежде чем раскошелиться, будет долго трясти нам руку в знак признательности.

— Ты хочешь сказать... — начал было я.

— ...Что шантажировать следовало бы эту да­мочку?

— Она тебе нравится? — спросил я осторож­но.

— Не в моем вкусе, — ответил он. — Но не могу не признать ее сексуальных достоинств.

— Ты рассказывай, не отвлекайся, — сказал я.

— Так вот, — начал он. — Когда я приступил к съемкам, туда же на чердак, где я расположил­ся, проникли два подростка с фотокамерой. И тоже через какой-то им ведомый лючок стали фотографировать. Для меня они были конкурен­тами, от которых надо было отделаться. Когда я их прижал, они сказали, что их нанял сам госпо­дин Мансуров, ибо нуждается в компромате для бракоразводного процесса.