Предчувствие не обмануло — людей в деревне не оказалось. Сиротливо мерзнут заколоченные досками дома, уродливо торчат осколки выбитых стекол да плывет над головой тихий, погребальный звон старого колокола, раскачиваемого ветром на ветхой колоколенке церквушки, осевшей от старости набок. И никакого запаха жилья, хлевов, овчарен — только стылая земля и давнее запустение…

Проснувшись, Иван долго лежал на верхней полке, чувствуя, как покачивает поезд и мерно стучат колеса на стыках. Лицо было мокрым — неужели он плакал во сне?

Впереди ждет чужой, неизвестный город, и каждый, кто бывал в командировках, знает, как грустно и тоскливо ощущаешь себя в незнакомом месте: не знаешь, как будет обстоять дело с жильем, не всегда можешь надеяться на нормальное питание.

Но это в командировке плохо, а если тебе предстоит, оставив по воле начальства родное гнездо, переселиться и работать?..

Спрыгнув вниз, Иван перебросил через плечо полотенце и пошел умываться…

Новый министр, придя в кабинет, который до недавнего времени занимал прежний руководитель ведомства, первым делом приказал выкинуть кресло и сел на простой стул. Через день в холлах и коридорах стояло множество разнообразных кресел, еще недавно мягко обнимавших своими подушками начальственные зады, а теперь безжалостно выброшенных хозяевами, все как один пересевшими на стулья. Бедные, они не знали, что ждет их впереди — отставки, смена должностей, некоторых даже жесткие скамеечки в залах судов. Но самое главное, они не знали, что по шоссейным дорогам, не останавливаясь ни днем ни ночью, торопятся к столице тяжело груженные фуры — огромные грузовики международных перевозок, везущие министру специально заказанный им за рубежом кабинетный гарнитур с новым креслом.

Чехарда со стульями и прочей мебелью на фоне дальнейших событий оказалась просто детской шалостью. Специалистов начали разгонять, направляя на периферию, а для отказывавшихся уехать существовало начальственное слово:

— Положите на стол партбилет и погоны!

Чехарда с кадрами не прекращалась, и вскоре подошел черед Ивана быть вызванным в обшитый темными деревянными панелями кабинет, где категорично приказали выехать в заштатный курортный городок и принять дела начальника городского отдела.

Жена поехать с ним отказалась и после бурного объяснения подала на развод, что дало повод одному из новых высокопоставленных руководителей брезгливо заметить:

— Слишком большую должность дали… Он еще к тому же морально неустойчив.

Мать обещала ждать, надеясь, что ему удастся со временем вернуться. Ведь бывало на ее памяти еще и не такое. Иван простился с друзьями и сел в поезд…

На вокзале его встретил старшина в мятой, грязной шинели, помог донести сумки и чемоданы до машины, уложил их в багажник и, усевшись за руль, сообщил:

— Приказано доставить к начальнику управления, а потом домой поедем.

Это слово — «домой» — заставило неприятно сжаться сердце: дом остался далеко отсюда, и когда придется вновь увидеть его?

— Квартирки еще нет, — негромко вещал старшина, приглядываясь к новому начальству, с которым предстоит работать, — пока в гостинице устроим, а там видно будет. Не в обиду сказано, начальство у нас часто меняется.

— Что так? — глядя на серые дома и громыхающие трамваи, спросил Иван. — Сложно работать? Преступлений много в городе?

— Да какой у нас город, — усмехнулся старшина, — одни санатории, пансионаты и дома отдыха. Переберут, бывает, отдыхающие и подерутся, а так тихо. Тут другое…

— А что?

— Увидите, — уклонился от ответа старшина. — Приехали. Вы идите, а я подожду.

О начальнике управления области Иван слышал — прелюбопытная личность, умудрившаяся пережить всех министров, и самый старый генерал, до сего времени не отправленный в отставку. При желании его можно было бы произвести в герои — вроде бы бескорыстен, на словах за правду, не кивает угодливо начальству и в то же время вполне можно его низвергнуть с высокого места — самонадеян, допускает перехлесты, крутоват и резок без меры, к тому же имеет взыскания. Человек с такой биографией, вернее, подобными анкетными данными, отраженными в личном деле, всегда подобен эквилибристу, балансирующему на своем снаряде. Если «верха» устраивают его недостатки, их всячески стараются затушевать и извлекают на свет достоинства, а если он «не потрафит» — поступят противоположным образом.

Генерал встретил «столичную штучку» хитроватой улыбочкой, прятавшейся в глубоких морщинах, веером разбегавшихся от глаз. Руки не подал, а только кивнул на кресло у стола — дерзкие глаза Ивана ему сразу очень не понравились. Перелистывая страницы личного дела, лежавшего перед ним, начальник областного управления слегка морщился:

— Приехали, стало быть, Иван Николаевич? И сразу в начальники горотдела… А у меня люди таких должностей годами ждут.

— Я к вам не просился, — тихо, но твердо ответил Иван. — И должность, которую я не по своей воле оставил, не в пример выше.

— Начальству виднее, — ехидно усмехнувшись, не стал обострять генерал, — они там решения принимают, а нам работать вместе. Как, будем работать?

— За тем и приехал. Вернее, прислали.

— Ты учти, — сразу перешел на фамильярный тон начальник управления, — у меня тут не Союз, разгуляться негде, и заумные штучки столичного сыщика лучше сразу оставь. Слышишь? Порядок должен быть на земле. Иди. Понадобишься — вызову.

Разговор оставил у Ивана неприятное чувство — как будто он чем провинился и его теперь будут тыкать носом, как шкодливого щенка. Но в чем он провинился? В том, что при старом министре честно исполнял свой долг?

Городок, в котором теперь предстояло жить и работать, оказался чистеньким, светлым, похожим на расписную игрушку: зеленые сосны, чистейший свежий воздух, серо-синее море, неумолчно шумевшее днем и ночью, маленькие сувенирные магазинчики, оживленная толпа курортников — любителей отдыхать в Прибалтике. Устроившись в гостинице, Иван пришел в горотдел и познакомился с личным составом. Люди ему понравились — спокойные, не теряющие достоинства, но несколько медлительные, что ли. Или это кажется потому, что он сам еще не привык к их размеренному бытию?

Преступность в городке и правда оказалась не шибко угрожающей: время от времени воровали вещички в санаториях, по вечерам дрались в ресторанах, приставали к женщинам, потихоньку спекулировали спиртным — обычная жизнь небольшого курортного местечка, где тяжкие телесные повреждения или, спаси бог, убийство — редкие, практически чрезвычайные происшествия.

Потекли однообразные будни — днем хлопоты на службе, вечером он возвращался в опостылевший номер гостиницы и садился к телефону: звонил домой матери, друзьям, знакомым, поскольку весь был еще там, в родном городе, и душа его рвалась назад, к привычному делу, от которого, прикрываясь соображениями высшей целесообразности, его столь грубо и бесцеремонно оторвали.

Начальник управления, казалось, о нем забыл — только изредка, когда собирали на совещание в областном городе, небрежно кивал при встрече и все так же щурился, поглядывая на Ивана, словно говоря: ну как, обкатали сивку крутые горки?