Первая неприятность случилась летом, вернее, в самом начале лета, когда Иван выехал в прилегающий к городку район. Машина тряслась на ухабистой дороге, оставляя за собой длинный шлейф пыли, сквозь зубы матерился водитель, недобрыми словами поминая дорожников и областное руководство, понастроившее себе роскошные дачи на побережье, но совершенно «забывшее» про дороги, — все привычно и обыденно, пока не проскочили мимо поворота, за которым начиналась приличная трасса.

— Погоди, — попросил шофера Иван, — что это за дорога?

— Не стоит сворачивать, — неохотно ответил тот.

— Тогда поехали, поглядим, почему не стоит, — приказал новый начальник горотдела милиции.

Шофер обреченно вздохнул и лихо развернул машину.

Дорога некоторое время петляла через лес, а потом уткнулась в глухие железные ворота. «Заповедник» — гласила облезлая жестяная вывеска над ними.

— Посигналь, — велел Иван, — пусть откроют.

На призывные звуки клаксона из сторожки вышел вохровец с кобурой на брезентовом ремне и, приставив ладонь ко лбу, начал разглядывать незваных гостей.

— Открывай ворота, — вышел из машины Иван.

— А вы кто? — Начальственный тон несколько смутил охранника, и он на всякий случай расправил складки гимнастерки под ремнем, поправил кобуру.

— Начальник горотдела милиции майор Купцов, — представился Иван.

— Приятно познакомиться, — усмехнулся вохровец, — но вам, товарищ начальник, сюда ходу нету. Не положено: спецобъект!

— Что еще за спецобъект на вверенной мне территории?

— Раз вам не говорят, стало быть, не слишком доверяют, — бросил вохровец и ушел в будку.

«Дача чья-нибудь? — подумал Иван. — Или так называемый охотничий домик? Видали такие под Москвой».

Вернувшись из поездки, Купцов зашел к своему заместителю, с которым успел перейти на «ты» и наладить приятельские отношения. Рассказав об увиденном, спросил:

— Ты местный, объясни, что там такое, в чем дело?

— Не лазил бы ты лучше туда, Николаич, — отвел глаза зам, — не то неприятностей не оберешься, да еще подцепишь невесть что… Могильник там, понимаешь? Ты был у въезда в спецмогильник для радиоактивных отходов. Многие знают и… молчат.

— Да тут же курорт рядом! — ахнул Иван. — Соображаешь?

— Соображаю, — уныло ответил зам, — а толку что?

Ночью Купцов почти не спал — мерещилась невидимая, неслышная, без вкуса и запаха смерть, тихо крадущаяся к отдыхающим и ничего не подозревающим людям, приехавшим поправить здоровье у моря. Вспомнилось, как один знакомый, еще в Москве, нажил себе массу неприятностей, сбив с потолка некую «штучку» противопожарной безопасности и разобрав ее, — датчик оказался с изотопом.

Утром Иван позвонил главному врачу одного из санаториев — депутат и неугомонный человек, тот слыл правдолюбцем и главой местных «зеленых». Договорившись о встрече, Иван рассказал ему про спецмогильник. Через несколько дней в местной газете появилась наделавшая шуму статья главврача, общественность зашевелилась, областные власти не на шутку забеспокоились.

— Ты чего там людям отдыхать спокойно не даешь? — позвонил начальник областного управления. — Мало тебе? Всегда надо, чтобы о таких вещах никто ни сном ни духом, а тут выискались экологи! — Последнее слово прозвучало в его устах как грязное ругательство. — Ты еще сам не понимаешь, чего затеял. И не оправдывайся, я знаю, что тебя туда носило, уже доложили.

— Я не отрицаю, что ездил туда, — признался Купцов.

— Ну чего тебя туда понесло? — простонал, словно у него болели зубы, генерал. — Знал бы и помалкивал в тряпочку. Или вчера родился?

— Это непорядочно, — ответил Иван.

— Порядочный, — хмыкнул генерал на том конце провода. — Заварил кашу, а из своей порядочности ты себе шубу-то не сошьешь.

— А вы знаете, порядочность относится к категориям, которые почти исчезли из официального лексикона, — обозлился Купцов и, что называется, закусил удила. — Так же как из характеристик исчезли такие понятия, как милосердие, воспитанность, учтивость, обязательность. На мой взгляд, надо бы в первую очередь оценивать всех именно по их порядочности.

— Волчий у тебя характер, — помолчав и посопев в трубку, наконец отозвался генерал, — злобный и нетерпимый. Скажи, тебя такого сюда ко мне специально прислали? Чтобы ты тут мне всю нервную систему окончательно расшатал?

Опустив на рычаги коротко пикавшую гудками отбоя телефонную трубку, Иван усмехнулся — все равно дело сделано: спецмогильник ликвидируют и радиоактивные отходы вывезут, но куда? Найдется ли там, где они теперь осядут, такой же, как он, с «волчьим характером»?

Больше на совещаниях генерал ему не кивал и делал вид, что вообще не замечает столичного майора, а в кулуарах за Купцовым укрепилась кличка Декабрист.

Жизнь продолжалась — съездил в отпуск, большую часть которого пришлось потратить на оформление развода; побывал в министерстве, где вовсю говорили о том, что скоро надо ждать перемен к лучшему и тогда можно будет попытаться решить вопрос об обратном переводе; вернулся к себе, и тут произошла вторая неприятность.

Как-то утром раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Иван услышал недовольно скрипевший голос начальника управления:

— Спишь там?

— Никак нет, давно на службе.

— А я говорю, спишь! — раздраженно повысил голос генерал. — А вот тот человек, который к тебе приехал отдыхать, не спит.

— Я гостей не принимаю, — холодно ответил Купцов, хотя сразу понял, что речь идет о весьма высокопоставленном лице, занимавшем большой особняк, окруженный высоким забором и бдительной охраной. Что там еще у него могло приключиться?

— Все отдыхающие — твои гости, — пролаял генерал, — а ты их плохо принимаешь!

— Не понимаю.

— Не понимаешь? Человек старый уснуть не может, только забудется под утро, а тут скаженные вороны каркать начинают, будят. Немедленно прими меры!

— Я, товарищ генерал, воронами не командую, — четко ответил Купцов.

— Придется научиться! Чтобы завтра тихо было. — И начальник управления бросил трубку.

Взбешенный, Иван позвонил в Москву знакомому журналисту, работавшему в центральной газете. Тот обещал помочь. Но обещания обещаниями, а как действительно воевать с воронами?

Купцов поехал к старому сторожу, с которым познакомился, гуляя в один из вечеров по городку. Старик был язвительный, сильно покалеченный на последней войне, но правильный, как определял для себя Иван людей, с которыми сводила его судьба.

— Вона, — осторожно трогая пальцами глубокий шрам на лбу, говорил ему сторож, угощая рыбой, самолично выловленной им в море, — это меня в сорок пятом, под городом Берлином стукнуло. Помню, написал я нашему дорогому и любимому маршалу и орденоносцу: ты, мол, наш дорогой, защищал на войне Малую Землю, а я большую. В сорок первом под Тулой, в сорок втором под Сталинградом, в сорок третьем на Курской дуге, в сорок четвертом при прорыве блокады Ленинграда, в сорок пятом под Берлином. С семнадцати лет пошел на войну добровольцем, четыре раза ранен, в двадцать один год от роду вышел из госпиталя номер 5061 инвалидом и получаю пенсию двенадцать рублей. Но он мне не ответил, зато местные власти по психушкам начали таскать, — мол, старые раны в голове не беспокоят ли?