Мама поворачивается ко мне, ее темные глаза сияют.

– Судя по его словам, она идеальна, Исайя. Йен, расскажи своему брату то, что ты поведал мне.

Йен растягивает губы в своей дерьмовой улыбочке, под стать его дерьмово-коричневому ремню и дерьмово-коричневым ботинкам, потом усаживается в центре дивана рядом с матерью и берет ее за руки.

– Она милая, веселая и добрая, – говорит он. – И у нее самые красивые глаза, какие я когда-либо видел.

– Еще раз, как ее зовут? – спрашивает мама.

– Марица, – отвечает Йен, глядя прямо на меня. – Марица Клейборн.

Я его прикончу.

И теперь становится понятно… все то, о чем она сказала мне в кафе, она узнала от него, и я на двести процентов уверен, что он выставил меня в самом худшем свете, в каком только мог, потому что Йен всегда так делает.

Он всегда так делал.

Мы никогда не были дружны.

Мы никогда не были братьями.

Мы всегда были соперниками – по крайней мере, в его глазах.

Йен хотел получить все, что у меня когда-либо было, все, чего я когда-либо добивался.

Все.

Я сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Йен продолжает разливаться о том, какая Марица чудесная, и мать наслаждается этим, словно котенок миской молока. Она говорит ему, как сильно хочет познакомиться с этой девушкой и как она счастлива, что он наконец-то встретил кого-то особенного.

– Я намерен в скором времени познакомить ее с Бенсоном, – говорит он, имея в виду своего сына. Сына, который едва не стал моим, вот только моя девушка – бывшая девушка – в последнюю минуту пустила все планы под откос.

– Ты же знаешь, через пару недель у меня день рождения, – говорит мама, хлопнув в ладоши. – Калиста хочет устроить барбекю в парке возле ее дома. Ты должен привести туда эту девушку!

– Я так и планировал, мам, – отвечает Йен, сверля меня насмешливым взглядом.

– Прошу прощения, мальчики, я сейчас вернусь. – Мама поднимается с кресла и идет по коридору в туалет.

– Я убью тебя, – говорю я почти беззвучно. Йен встает и поправляет свой галстук. Он выглядит словно поганый паяц. Или мальчишка, влезший в отцовский костюм, чтобы поиграть во взрослого. Он просто скользкий, гнусный торгаш, пытающийся казаться успешным, но я вижу его насквозь.

Я всегда видел насквозь все, что он делал, – это как прирожденный талант, который я отточил и развил с годами.

– Ну да, если бы ты всякий раз меня убивал… сколько бы это было в целом? Ты ведешь счет? – интересуется он.

– Пошел на хрен.

– Каково это – убивать людей, которых ты даже не знаешь? Я всегда хотел спросить, – продолжает он. – Ты когда-нибудь испытывал чувство вины за это? Ты когда-нибудь думал что-то вроде «может быть, я не должен сражаться на этой войне, которая не имеет ко мне никакого отношения, может быть, я не должен убивать людей, если мне при этом даже не хватает смелости смотреть им в глаза»?

– Иди к черту. – Мои плечи поднимаются и опадают с каждым тяжелым вздохом, я сжимаю кулаки, чтобы не задушить этого ублюдка. – Тебе повезло, что мама сейчас дома.

Я подхожу к нему ближе и останавливаюсь на расстоянии пары дюймов.

– Какого хрена ты творишь? – спрашиваю я. – Зачем тебе Марица? Что ты задумал?

– Она мне нравится.

– Врешь. – Я трясу головой и упираю ладони в бедра.

– Я лучше тебя. Я тот человек, которым ты никогда не смог бы стать, – говорит он. – Она понятия не имела, какое ты дерьмо, пока я ей не сказал.

– Какой хрени ты ей наболтал? – бросаю я ему.

– Ничего, кроме правды. – Йен вскидывает руки и ухмыляется – как же мне хочется сорвать эту ухмылку с его лица!

Сделав глубокий вдох, я пытаюсь успокоиться, пока не натворил каких-нибудь глупостей.

Но это не работает.

Неуловимым движением я сгребаю в правый кулак его галстук и ворот его рубашки и впечатываю дорогого братца в стену гостиной. Лицо Йена багровеет, он пытается что-то сказать, в его широко раскрытых глазах плещется страх.

Я делал в своей жизни вещи, которыми отнюдь не горжусь, но по сравнению с Йеном я – просто святой…

– Перестань лезть к ней, – говорю я, отпуская его и глядя, как он сползает по стенке, словно жалкий слизняк – впрочем, он и есть жалкий слизняк.

– А то что? – спрашивает он.

– Мальчики, что происходит? – Голос мамы прерывает этот поганый спектакль, и Йен поправляет галстук. – Только не говорите мне, что вы собираетесь драться! Вы так долго не виделись, и стоило мне выйти на несколько минут…

– Все в порядке, мам, – говорит Йен, улыбаясь умиротворяющей, фальшивой улыбкой. – Все хорошо, но мне пора идти. Сегодня мы с Марицей собираемся на ужин.

Он смотрит на меня, беззвучно произносит «Хрен тебе», а потом уходит.

Если он хотя бы подумает о том, чтобы причинить ей боль, он – покойник.

Нажав в «Ворде» кнопку «сохранить файл», я закрываю текст работы и пересылаю ее своему преподавателю. Потом иду на кухню, чтобы попить воды, и проверяю время. Сегодня я собиралась на ужин с Йеном, который, как ни странно, стал мне хорошим другом.

Он потрясающе умеет слушать, он невероятно сочувственный – для парня, конечно, – и дает хорошие советы.

И он нормальный.

Просто нормальный славный парень.

Никаких уловок, никаких штучек-дрючек, просто человек из разряда «я то, что вы видите».

Я достаю из холодильника бутылку воды, отвинчиваю крышку и подношу к губам – но проливаю себе на блузку, потому что в эту секунду раздается стук в дверь. Это не может быть ни Мел, ни бабушка, потому что обе знают шифр от замка. Я никого не жду в гости, а если бы и ждала, я ни за что не заставила бы людей звонить в домофон у ворот, потому что не хочу тревожить бабушку. Как правило, я прошу своих гостей написать мне, что они уже здесь.

Промокая мокрые пятна на блузке посудным полотенцем, я стараюсь привести себя в приличный вид, потом на цыпочках крадусь ко входной двери нашего домика. Выглянув в глазок, я щурюсь, рассматривая нежданного визитера.

Майлз.

Выдохнув, я думаю, не притвориться ли мне, будто меня нет дома, но потом решаю, что я – взрослая женщина, которой не нужно ни от кого прятаться… К тому же моя машина припаркована прямо перед домом.

– Привет, Майлз, – говорю я, открывая дверь. – Заходи.

– Привет. – Когда он смотрит на меня, в его глазах плещется грусть, которой там не было прежде, как будто он до сих пор по мне тоскует.

– Что случилось? – Я сую руки в задние карманы, стоя у двери рядом с ним.