Всё, умираю. Этого мне не пережить.

– Прости меня, Джей… – бормочу сквозь стиснутые зубы. Это последнее, что я смогла выговорить, пока горло не сжалось.

Ведь могла же сказать что угодно. Так почему мои последние слова – просьба о прощении?

Никогда не была образцовой хозяйкой, но иногда очень хотелось ею стать. Время от времени одолевало желание превратиться в хрестоматийную мать семейства, женщину, которая обожает убирать, готовить и следить, чтобы в доме всего хватало. Обычно такие порывы были недолговечны. Заканчивались они тем, что у меня волей-неволей возникало подозрение – вдруг я стала жертвой массового заговора? Наверное, все эти женщины просто притворяются, что им такая жизнь нравится, чтобы обманом заманить других в свои ряды. Мне на эту возню никогда терпения не хватало. Жаль было тратить время на подобную ерунду.

Но через некоторое время тяга возвращалась. Вот и в тот оборот, не успела я проснуться, как на меня откуда ни возьмись нахлынула огромная нежность к Ринну и Джею. Просто радовалась, что они у меня есть. В качестве благодарности решила приготовить им роскошный завтрак. Просто так.

Сонный Ринн, покачиваясь, вышел из спальни и застал меня у плиты. Я стояла среди рассыпанных по всем горизонтальным поверхностям спор, следила за несколькими шипящими сковородками одновременно и ругала плиту на чём свет стоит. Ринн подошёл к огромному круглому окну, занимающему почти всю стену в гостиной, зевнул, почесался и с этого удобного обзорного пункта окинул взглядом простиравшиеся внизу Корни. У Ринна каждое утро с этого начиналось. Потом подошёл ко мне, обнял сзади, и всю злость как рукой сняло. Прижалась к нему и от удовольствия чуть не замурлыкала.

– Опять у нас на кухне стихийное бедствие, – произнёс он рокочущим басом над моим ухом. Голос у него был чуть хриплый после сна.

В другое время Ринну бы за такие слова здорово досталось, но тогда я только улыбнулась.

– Будешь есть как миленький, – ответила я и поцеловала его в колючую щёку.

Ринн ещё крепче прижал меня к себе, потом отошёл.

– Тогда положи побольше. Не знаю, удастся ли мне пообедать… или поужинать…

– Воля мужа – закон, – произнесла я и отвесила ему шутливый поклон.

– Вот это мне нравится!

Не успела я ответить, как масло на одной из сковородок вспыхнуло, заставив меня вздрогнуть и стиснуть зубы от досады.

– Ты там поосторожнее, – даёт «полезный» совет Ринн и плюхается на диван. Кряхтя, начитает тереть руками глаза. Просыпаться Ринну всегда было трудно. Потом весь оставшийся оборот в себя приходил.

Возвращаюсь к плите. Да как вообще можно любить готовить?

– Когда уходишь?

– В десятый час. Меня будут ждать около дома.

– А вернёшься когда? Ну, примерно?

Ринн издаёт мрачное хмыканье. Дурацкий вопрос. Это не ему решать. На сколько нужно, на столько и уйдёт. Извещение Ринн получил в прошлый оборот, очень поздно. Как всегда – «клан Каракасса нуждается в ваших услугах». На этот раз Ринну приказано сопровождать до границы поезд с лекарствами. Подробностей мне известно не было, ему, впрочем, тоже. Наверняка в поезде будет ещё кто-то из Кадрового состава. Как всё пройдёт, сказать трудно. В лучшем случае доедут до границы и сразу отправятся обратно, а в худшем окажется, что охрана поезда на самом деле прикрытие, чтобы перебросить их на фронт для секретной миссии. Правила мы оба знали. Не наше дело задавать вопросы.

Через два оборота мне тоже предстояло уехать, а куда, до сих пор не сказали. Просто сообщили, что предстоит работа. «Клан Каракасса нуждается в ваших услугах».

– Перед отъездом договорюсь с няней, – говорю я, и вдруг на душе становится тяжело. Сразу начинаю думать, что хорошей матери из меня всё равно не получится, нечего и стараться. Когда мы оба уезжали, клан предоставлял нам няню, чтобы присматривала за Джеем, но я беспокоилась, что его замкнутость и необщительность – наша вина. Сколько времени мальчик провёл с нянями? Может, Джей был бы веселее, жизнерадостнее, счастливее, если бы мама и папа всегда оставались рядом? Или дело здесь вовсе не в воспитании, просто он от природы такой?

– Ещё одну вашу записку нашёл, – произносит Ринн, когда я разбиваю в миску яйца и бросаю туда же нарезанные дольками грибы. Возможно, Ринн просто не в духе, но мне показалось, что в его голосе прозвучало недовольство, даже с оттенком пренебрежения.

Подхожу и беру записку из его протянутой руки.

– За подушкой лежала, – поясняет Ринн. На меня не смотрит.

Возвращаюсь к плите и читаю, вполглаза следя за плитой. На первый взгляд ничего особенного – Джей просто рассказывает, что делал в школе в прошлый оборот. Но истинный смысл скрыт внутри. Записка зашифрована. Это наш с ним секретный язык.

«В прошлый оборот мне снился сон. Я был на войне. Дрался с Белокожими. Всё взрывалось, стреляли осколочные пушки. Я испугался и спрятался в норе, но Белокожие наступали. Потом прилетела бабочка, и оказалось, что это ты. Ты что-то говорила, но я ничего не понял. А потом догадался, что ты говоришь на нашем секретном языке. Ты сказала, что всегда будешь со мной, но тебя уносило ветром, ты улетела и не смогла со мной остаться».

Перечитала записку ещё раз, не обращая внимания на засыхающий омлет на сковороде. Когда Джей это написал, давно? Не припомню, когда в последний раз заглядывала между диванных подушек. Должно быть, это ему приснилось в то утро, когда Джей проснулся взволнованным и был ещё молчаливее обычного. Тогда он мне про сон не рассказал. Наверное, в этом всё дело.

Джей обучил меня секретному языку при условии, что я никому не открою тайну. Конечно же я согласилась. Была очень рада, что Джей так мне доверяет. Гордилась, что он меня выделяет и что в голову ему пришла такая умная идея. Для двенадцатилетнего мальчика система была и впрямь мудрёная.

С тех пор мы по всему дому оставляли друг для друга записки. Обычно ничего особенного не шифровали – так, короткие фразы, стихи, рассказики, которые для нас что-то значили. Постепенно мы с Джеем натренировались, записки стали длиннее, зашифрованные сообщения – сложнее.

Сначала кодировали всякие мелочи, просто забавы ради. Например – как дела? Или – меня зовут Джей, а тебя? Или – у меня рубашка порвалась, зашей, пожалуйста. А потом записки превратились для нас в полноценный способ общения. В них Джей писал о том, о чём не решался сказать вслух. Наш шифр мог проникать сквозь стены, которые Джей воздвиг вокруг себя. Мне очень нравится одна девочка из нашего класса…

Ринн в первое время задавал вопросы, но я отмахивалась, говорила, что мы просто играем. Ринн не поверил. Делал вид, будто его это не волнует, но я-то видела, как Ринн бесится, что его не взяли в игру. Может, думал, мы над ним смеёмся за глаза.

Стыдно признаться, но я при виде его реакции ощущала некоторое удовольствие. Нехорошо, но правда. В конце концов, Ринн сам виноват – проявил бы больше понимания, когда Джею было десять, в двенадцать мальчик бы и с ним тоже делился секретами.