– Товарищ полковник, – нет уже сил смотреть на светские беседы. – Против расы на данный момент не срабатывало ничего, кроме меня. Предлагаю исходить из этого.

– Ваня, сядь. Сели оба! Не надо пороть горячку… Ты не сработал – ты усилил экспансию. И они ещё и специально гонялись за тобой по Мирабилису.

– Пётр Николаич… можно я Тихорецкого и Риту вечером заберу сюда в часть, если хрень не прекратится? Слишком сильно связаны со мной, для них это опасно…

Гончар протяжно вздыхает, делая ещё один глоток из кружки:

– Можно. Но раса способна проходить сквозь стены, а ты у нас – аккурат здесь… И что я буду делать с гражданскими, если начнётся…

– Ну… как-нибудь… призовёте их. Рита врач и…

– Ладно, – отмахивается от пустого пространства слева от себя и предлагает: – Кофе?

Том вскидывает ладони в протестующем жесте.

– Завтрак! – отдаёт окончательное распоряжение полковник, оглядев меня с ног до головы, и барским жестом указывает на свой старенький повар, годный для генерирования только весьма однообразных перекусов. – План?

Материализуя сэндвичи для всей компании, пробегаю уже который круг по одной и той же бесплодной цепочке умозаключений.

– А зачем у вас валенок в том шкафу? – Том опять демонстрирует отъявленную вкрадчивость, смешанную с отрешённым шутовством, смысл которой у меня не первый раз не получается ухватить.

– У нас двадцать четыре погранпункта под ударом, а ты спрашиваешь меня про валенки! – наконец свирепеет до своего нормального состояния полковник.

– Простите…

Подпихиваю Тому тарелку, но он решает дополнить образ горохового шута ещё парой штрихов:

– А с клубничным джемом можно сделать?

– Перебьёшься! – рявкает Пётр Николаич, и мне становится даже как-то немного спокойнее за будущее Земли.

– YILC7824, – без паузы и тени обиды выкладывает Том. – Астероид тулисианской пограничной базы. Одна из текущих целей расы. Объект фактически контролируется Мирабилисом.

– Едрёна мать! Они же знали о том, что вы инфицированы! И подписали соглашение о мерах! Одно слово – тулисианцы! – Гончар попеременно бьёт обеими ладонями по столу плашмя, кофе в кружке сотрясается волной.

Даже так… А рассказать мне это – о так называемой инфекции, о соглашениях – перед полётом на Ёжик, было, конечно нецелесообразно… Да я просто рекордсмен по недополучению информации от окружающих! И, должно быть, обладаю каким-то редким талантом, если в таких условиях продолжаю добиваться результатов сам.

– У нас двадцать четыре погранпункта под ударом, а вы хотите побеседовать о моральных качествах тулисианцев? – отзеркаливает Том, поставив тарелку на край стола полковника.

– И что ты предлагаешь? – быстренько нейтрализую возможную реакцию Гончара.

– Там есть наши ловушки, сеть. Можем раскинуть её и поймать корабль вместе с источником, посадить на астероид и отправить туда меня. Надо полагать, раса представляет собой некое единое целое, поэтому, скорее всего, атаки на другие базы прекратятся.

– А ты что там делать собираешься? – ответ уже знаю, но…

– Не давать ему… разнуздаться.

– Да тебе же тогда придётся постоянно торчать в Мираже!

– Только пока ребята не придумают что-нибудь.

– Ваши так называемые ребята уже пятьдесят лет не могут ничего придумать!

– Пятьдесят – это не так много, Ваня. Пётр Николаевич, вы одобряете план? Я свяжусь с Крифом, подключим его к системе на астероиде, он точно не промахнётся.

– Погодите вы! Мне же надо с начальством перетереть, и что скажут другие члены Содружества? Они же ещё не очухались от известия о нашей с вами дружбе…

– Том, я в любом случае полечу с тобой!

– Майор Кузнецов, вы у меня сейчас домой полетите! Цыц! Звоним американцам, потом свяжемся с Тулисией, чтоб её. Вы говорите по-английски, Том?

– Да. Если позволите…

Гончар уступает ему своё кресло.

Переговоры со всеми контролирующими пограничное кольцо Содружества силами проходят однообразно, уныло, но успешно. Мысленно воздействовать на таких расстояниях нельзя, но Том на полную включает вместо этого харизму и дипломатические навыки – и очень быстро добивается согласия на операцию. Причём умудряется скрыть технические детали и не вызвать никаких подозрений относительно того, что тулисианцы давно дали доступ Мирабилису на астероид.

«Зачем ты меня расспрашивал о системе обороны на Ёжике? И так знаешь».

«Убедиться, что не влияю на твой разум. Если попробуешь разобраться – увидишь, это не всегда легко понять. Когда имеешь такую возможность…»

«Ты же сказал, что почти сразу прекратил попытки как-либо воздействовать!»

«Я и правда перестал. Нужно было удостовериться, что прервалось само влияние… Тебе пока доступно далеко не всё, это сложная наука…»

Полковник, устроившийся подальше от нас, как будто желая снять с себя ответственность за последствия текущих мероприятий, переводит взгляд с меня на Тома и, выплеснув в рот остатки кофе, уточняет:

– Можно научить людей между собой этой вашей телепатии?

– Навряд ли в полной мере… И такой навык приведёт к… некоторым социальным осложнениям.

– Ладно. Время. Том, вылетаете прямо сейчас. Мы продолжаем ликвидировать корабли, пока хватает мощности, потом подключается этот ваш специалист. Сколько он сможет удерживать вражеский звездолёт, пока не начнётся свистопляска?

– Не меньше земных суток. Теоретически. Мы успеем.

– Майор Кузнецов, отправляетесь с ним. В случае нештатной ситуации действуете на своё усмотрение, – поднимается на ноги, давая понять, что разговоры окончены.

Вроде бы отвечаю автоматическим согласием, но собственных слов не слышу.

Ничего себе. Как будто там возможна штатная ситуация! На своё усмотрение! Никто и впрямь не знает, что делать! Больше всего хочется убежать куда-нибудь на противоположный от этих событий край Вселенной. Слишком глубоко уже поимел дело с вурдалаками из расы – с избытком черпанул их холодной непреклонности, беспросветной непостижимости и собственного предательского желания шагнуть куда-то туда – вниз.

Должно быть, слишком многому позволяю отражаться у себя на лице, потому что полковник напоминает:

– Твой отец посадил космолёт с повреждённым компьютером и отказавшим двигателем в горах во время семибалльного землетрясения.

– На тренажёрах мы отрабатывали кейсы и посложнее. К тому же это не подвиг: на борту был только он один.

– Именно. Все условия, чтобы сдаться, а, Ваня? Не подвиг… ну даёшь!

– А я вписал аэрокар в столб. Ясным летним днём. И был в нём не один.