– Я хотел, как лучше.

Ну и ладно, не хочет – не надо. Так прочитаем.

«…гильза, изъятая в ходе осмотра места происшествия… мая 2013 года по адресу… является составной частью стандартного 9-мм патрона 9*18 (ППО) отечественного производства (Тульский патронный завод). Указанный патрон относится к штатным боеприпасам к пистолетам Макарова «ПМ», «ПММ», Стечкина «АПС», пистолетам-пулеметам «Кедр», «Клин», «Кипарис», «ПП-90» и другому нарезному огнестрельному оружию, сконструированному под данный патрон. Выстрел патроном, гильза которого представлена на экспертизу, мог быть произведен из самодельного или переделанного огнестрельного оружия, приспособленного для стрельбы 9-мм патронами к пистолетам Макарова и Стечкина».

Ульянцев потер ладонью выбритую макушку.

– Теперь понятно, по крайней мере, что искать, – констатировал он.

Дзюба молчал. Конечно, в акте написано «выстрел мог быть произведен», но эта формулировка в данном случае никого не обманет, уж очень много в тексте экспертизы деталей, которые подтверждают: не только «мог быть произведен», но и «был произведен».

– Вот и хорошо, что тебе понятно, – удовлетворенно улыбнулся следователь. – Твои поиски источника приобретения оружия дали какие-нибудь результаты?

Ульянцев удрученно покачал головой.

– Пока никаких зацепок.

– А я тебе сразу сказал, что это направление поиска – чушь собачья, – голос Баглаева стал резким и неприятным. – Если Ламзин переделал травматик, то действовал, скорее всего, по своим каналам. Он ведь человек из мира спорта, значит – что?

– Значит, стрелковые клубы, это тоже спорт, – быстро и радостно подхватил Федор, – и у него там могут быть друзья-приятели, а в каждом клубе есть оружейники, которые в своих мастерских могут сделать все, что угодно.

– Правильно. Поэтому, Федя, ноги в руки, фотографию Ламзина в карман – и вперед по клубам, тирам и стендам, ищи оружейника, к которому он обращался с просьбой переделать травматик. А уж где он приобретал – это мы выясним, официально он его точно не покупал, я уже ответ на запрос получил, он даже разрешение на покупку не оформлял, значит, приобрел левым путем. А ты, Дзюба, будешь искать источник приобретения травматика, поднимай агентуру, ну, не буду тебя учить, сам все знаешь.

До этого момента Роман стоял, стараясь не шевелиться и не привлекать к себе внимания следователя в надежде, что все задания по оружию будут адресованы только Ульянцеву. Не хотел Дзюба искать оружие. Он хотел найти другого подозреваемого. И вроде бы все шло гладко, Баглаев смотрел только на Федора и обращался к нему, и казалось, что торпеда пройдет мимо… Не прошла.

Но Ромка Дзюба не из тех, кто сдается и сразу отступает.

– Тимур Ахмедович, а как же мотив? Вы же поручили мне искать врагов Болтенкова и возможные мотивы для убийства. Вы ведь согласились с моей версией о том, что преступников могло быть несколько…

Глаза следователя сощурились, взгляд, устремленный на старшего лейтенанта, стал холодным и недобрым.

– Ты что, Дзюба, меня идиотом считаешь? Нам не врагов искать надо, а вину Ламзина доказывать. Врагов у Болтенкова может быть сколько угодно, а убил его Ламзин. Все улики против него. Так что действуй.

– Но ведь смывы с рук и с одежды ничего не показали! – Роман все еще цеплялся за каждую подворачивающуюся соломинку.

– Я тебе уже сто раз говорил: отрицательный результат в этом случае ничего не доказывает, Ламзин мог надеть кожаные перчатки, которые потом благополучно выбросил вместе с пистолетом. Или он сам, или его жена с дочкой.

Ничего, этим аргументом Ромку из седла не выбьешь, у него еще есть запасные патроны. Все равно он сдаваться не собирается, будет биться до последнего.

– Ну хорошо, а одежда? Ведь шел проливной дождь, одежда, в которой он выходил на улицу, должна была быть мокрой, и именно мокрую одежду, которая сохла в ванной, вы и изъяли для исследования на следы пороха, нагара и смазки. И на ней ничего не обнаружили. Он что, скафандр надевал и тоже выбросил его вместе с перчатками и оружием?

Баглаев посмотрел на него как-то странно, и Дзюбе почудилось в этом взгляде не то одобрение, не то уважение. Одним словом, что-то такое, чего от Тимура Ахмедовича ожидать ну никак не приходилось. Поэтому Ромка решил, что ему просто почудилось.

– А ты чего, кстати говоря, расселся тут? – внезапно обратился следователь к Федору Ульянцеву. – Ты задание получил? Получил. Вот и беги давай.

И покуда за Ульянцевым не закрылась дверь, Баглаев не произнес больше ни слова.

– Рома, ты хороший парень, – начал он, когда они остались в кабинете одни, – искренне за дело болеешь, поэтому я на тебя не сердиться буду, а объяснять. Ламзин выскакивает на улицу следом за Болтенковым, это факт, который никем и ничем не оспаривается и не ставится под сомнение. Так? Так, – Баглаев сам ответил на свой вопрос и выразительным жестом загнул один палец на руке. – У них перед этим была ссора, а еще перед этим – два серьезнейших конфликта. Так? Так. И после увольнения Ламзин кричал, что убьет Болтенкова. Было? Было. Ты сам нашел мне этих свидетелей, и я их уже допросил. А потом Ламзин приходил к Болтенкову на работу и в тренерской орал на него и угрожал убить. И тоже именно ты нашел свидетелей.

Тимур Ахмедович сделал длинную паузу и поднял перед собой левую кисть с четырьмя загнутыми пальцами.

– Все это – против Ламзина, – продолжал он. – Теперь смотри, что у нас «за». Чистые руки? На это есть перчатки. Отсутствие оружия? У него была возможность избавиться от пистолета и перчаток сразу после убийства. Чистая одежда? Конечно, это серьезный аргумент, но! Сколько времени прошло с момента убийства до того момента, как мы вошли в квартиру Ламзина? Больше двух часов. За это время он спокойно возвращается домой, переодевается, берет одежду, в которой был в момент выстрела, и выходит с ней куда угодно, да хоть на чердак своего же дома, и там ее прячет до поры до времени, или к кому-то из соседей, с кем он дружит. Я уж не говорю о том, что он мог просто выйти и уйти куда угодно, а потом вернуться. Теперь ему остается только снять ту одежду, в которой он выходил во второй раз, повесить ее сушиться и спокойно ждать, когда к нему придут с обыском. Да, я выходил на улицу, весь вымок, вот и одежда моя висит, мокрая, забирайте, пожалуйста. И ежу понятно, что никаких следов пороха, нагара и смазки мы на ней не обнаружим. Но это абсолютно – ты слышишь меня? – абсолютно ничего не доказывает в плане невиновности Ламзина. Да, спустя двадцать минут после убийства на месте уже работала группа, и мы фиксировали всех, кто входил или выходил из близлежащих подъездов, но Ламзин живет не в том доме, возле которого обнаружили труп, и даже не в соседнем, а через дом. Ребята отлавливали тех, кто живет в пятом и шестом подъездах, поближе к месту обнаружения трупа, потому что искали свидетелей, возможных очевидцев, тех, кто мог что-то видеть или слышать. И Ламзин легко мог и выйти, и потом вернуться, и никто об этом не узнал. Да, свидетелей, которые видели бы его выходящим второй раз, мы не нашли. Но ты вспомни, какая была ситуация: полночь и проливной дождь. Кого вообще можно было найти на улице? Ясно, что людей не было. Мы не нашли вообще никого, кто хоть что-то видел бы.