удовольствием отвечу. Мне интересно ваше мнение. Так вот. Мне казалось, что поколение нынешних двадцатилетних очень поверхностно, потому что анализировал его: изучал, что пишут в разных релевантных группах в соцсетях, смотрел подростковые фильмы, слушал музыку.

– Что именно?

– Монеточку, Гречку, Френдзону, IC3Peak, Little Big, понятное дело.

– О как! И что же вам не понравилось?

– Вторичность и отсутствие глубины. Про подростковый протест мне понятно, он есть у каждого поколения. Это как раз не удивляет. Потрясает чудовищность исполнения.

Если сравнивать современные хиты с тем, что было лет тридцать назад в период расцвета русского рока, то просто нельзя не удивиться, насколько измельчали творцы.

Хотя по тематике обе эпохи во многом совпадают. Но насколько же нынешним властителям умов не хватает образования! Это следует из того, насколько примитивно подчас они излагают свои мысли: ни метафор, ни апелляций к предшествующим культурным слоям. И это я даже не беру в расчет песенку про сучку, которая любит Gucci и ей подобных.

– Глубоко же вы погрузились! Вам, наверное, противен мат?

– Ошибаетесь. К нему я отношусь совершенно спокойно. Например, Егор Летов – мой любимый поэт из более-менее современных. Кого-кого, а Егорку в излишних пристрастиях к высокому штилю обвинить сложно. Но если погружаться в его вещи, открываются такие пласты! Послушайте как-нибудь на досуге «Русское поле экспериментов».

– Да слышал, естественно.

– Странно, а БГ не знаете.

– Знаю, конечно. Хотел вас потроллить.

– Превосходно удалось. К счастью, после этого демарша я не отправил вас сразу же по самому распространенному в России адресу. Хотя, признаться, руки чесались. О чем сейчас ни капли не жалею. Так вот, возвращаясь к вашим баранам, то есть музыкантам, они пустые, лишенные внутреннего наполнения люди. Несчастные, не понимающие, почему они таковые. И, боюсь, не способные этого понять при имеющейся у них низкой базе, как говорят господа экономисты. И, думаю, не смогут никогда.

– Поставили крест на молодежи?

– Ставил. Однако сейчас готов изменить свое мнение.

– Потому что чуть больше часа поговорили со мной?

– Вы потрясающе проницательны, – сыронизировал Кузнецов.

– А вы слишком легковерны для профи. Вдруг я вас развел?

– Не думаю. Уж что-что, а искренность от лжи я отличать умею. При этом в интеллекте вам сложно отказать – это всегда позитивный знак. Так что на восторженного идиота вы не похожи. Кроме того, это свидетельствует о том, что есть хотя бы один толковый представитель подрастающего поколения, а также что вы умеете оценивать людей. Если же вспомнить вашу увлеченность московским обществом, о котором вы с жаром говорили в начале нашей беседы, то можно сделать вывод, что такой вы не один в своем поколении. Вряд ли среди ваших друзей преобладают люди моего возраста или старше.

– А вдруг?

– Тогда бы вы не так одевались, – широко улыбнулся Аркадий.

– Браво, док! Преступление раскрыто.

– Не совсем. Теперь нам надо разобраться в том, отчего вы при всех ваших достоинствах столь печальны. Что это? Во многой мудрости много печали или, наоборот, разгулявшийся юношеский максимализм, заставляющий вас чувствовать себя стариком? В худшем случае депрессия. Но это вряд ли.

– Почему?

– Чтобы получить качественную депрессию, вам понадобилось бы больше времени, даже с учетом нагрузок. К тому же работа у вас творческая. Она явно не позволяет вам сильно соскучиться и задохнуться от рутины. Соответственно, нам потребуется точно понять, в чем истинная причина вашей усталости. Поэтому я попрошу вас настроиться на несколько пространных бесед. Ну и нам придется сделать несколько тестов. Надеюсь, вы к этому готовы?

– Потом вы наконец скажете, что со мной?

– Обязательно. Не только скажу, но сделаю так, чтобы ваше психологическое самочувствие выправилось. Вы согласны?

– А что мне еще остается, – устало произнес молодой человек.

– Вот и славненько, – сказал Кузнецов, запуская руку в ящик стола. – Думаю, что разговоров на сегодня достаточно. Давайте теперь перейдем к тестам. Начнем с простого: порисуем картинки и будем складывать цвета. Если быстро уложимся, то пройдем еще один тест, чтобы не терять времени.

– Действительно. Ничего сложного.

– Однозначно. Начнем?

– Погнали, док.

Остаток сеанса психолог посвятил доскональному изучению скрытых сторон личности нового клиента. Результат раскопок его удовлетворил. Окончательные выводы делать было рано, но одно Кузнецов мог сказать точно: клиент его, а не ребят из Кащенко, – серьезных патологий нет.

Комплекс Наполеона

Встреча с новым миллениалом в его коллекции изрядно потрафила профессиональной самооценке Кузнецова, осознавшего, что будущее не потеряно. Вдохновленный, он решил снизойти до плотного завтрака, плавно переходящего в обед в любимом ресторанчике. Время у психолога было, и он потратил его с полнейшим удовольствием. Вернувшись, Аркадий обнаружил перед входом в свой кабинет Rolls-Royce Глеба и Land Cruiser с охраной бизнесмена. Событие это слегка омрачило настроение психолога, уверенного, что до визита важного клиента у него еще есть запас времени.

– Приветствую! Вы уже у меня? Простите, не думал, что опаздываю.

– А вы и не опаздываете, это я рано приехал, в надежде, что ждать не придется. Сегодня на удивление почти нет пробок.

– В таком случае извините, что заставил ждать.

– Не переживайте. Вышло как вышло.

Кузнецов наконец решил, что пора открыть кабинет.

– Проходите, пожалуйста. Будете чай?

– Как всегда.

– Ага. Присаживайтесь.

– Спасибо. Вы сегодня как будто на крыльях летаете, хотя погодка – мерзопакостней некуда.

– Есть такое. Обрел веру в будущее человечества.

– Надо же! И как вам это удалось?

– Перед вами приходил довольно интересный молодой человек, заставивший меня пересмотреть некоторые свои взгляды.

– Да вы что? Никогда бы не подумал, что вы настолько легко верите в людей, – саркастически сказал Глеб. – И долго вам пришлось с ним общаться?

– В общем-то, не очень. Однако достаточно для того, чтобы сделать первые выводы.

– Это, конечно, не мое дело, но простите за нескромный вопрос: к чему же они вас привели?

– Пока, естественно, ни к чему определенному. Тем не менее я могу с высокой долей уверенности сказать, что мои более ранние представления о поколении двадцатилетних изрядно поколебались. Они умнее, чем я, к стыду своему, думал.

– А вы что же, представляли их себе австралопитеками в модных шмотках и со смартфоном в руках? – клиент уже вовсю глумился над Аркадием.

– Не совсем так, конечно, но мыслите вы в верном направлении. По крайней мере, мне думалось, что с образованием у них откровенные проблемы и мозги они включать не умеют.

– Как нетолерантно! Попахивает поколенческим расизмом. Не говорите никому, что можете так думать. Мне можно. Я не сдам вас демократической общественности.

– Что делать, Глеб. Любой человек слаб. Я