Марат не пошел по главной улице. Не надо, чтобы его видели, раз он «труп». Дачный поселок Марат обошел лесом и по тропинке прокрался к дому, потом перелез через забор и, пробравшись через сад, подошел к двери черного хода. Нагнувшись, он пошарил в тайничке, в железном ящике, спрятанном под крыльцом. Ключа не было.

Он поднялся по скрипучим ступенькам и, нетерпеливо толкнувшись в дверь, увидел, что она не заперта. Значит, он не ошибся: в доме кто-то есть. Марат счастливо улыбнулся: Эля! Надо сделать жене сюрприз!

В холле первого этажа было темно. Марат споткнулся о сумку, стоящую у порога и, выругавшись, щелкнул выключателем. Потом прошелся по первому этажу, где обнаружил разбросанные женские вещи. Элины вещи. Где же она сама?

В доме была тишина. Марат хотел было пройти на кухню, но тут шестым звериным чувством отметил чье-то присутствие. Он сделал шаг назад, замер и прислушался. В доме кто-то был. Возможно, этот человек прячется под лестницей, ведущей на второй этаж. Всей кожей Марат почувствовал опасность. Он замер, напрягшись, и приготовился к прыжку.

И тут вдруг услышал:

– Спокойно, не дергайся.

– Все нормально. Стою, – сказал он севшим голосом и подняв над головой руки с растопыренными пальцами. Смотри, мол, в руках у меня ничего нет.

– Марат! Беги, Марат! – раздался вдруг отчаянный женский крик. Не Элин.

Но куда бежать? За пулей? Что за дуреха!

– Не дергайся, – повторил Ренат Гусев и поднял пистолет.

– Я стою, – повторил он хрипло. По напряженному лицу шофера Марат видел: тот выстрелит без колебаний, если заметит хоть малейшее движение. Поэтому Марат застыл с поднятыми вверх руками.

– А где Геля? – спросил Ренат.

– Геля?

– Почему я не слышал, как подъехала машина?

– Какая машина? Ах, машина! – Он почувствовал, как все тело покрывается испариной. От напряжения и… от страха. До него, кажется, начало доходить… – Она там, на шоссе. Разбита.

– То есть?

– Авария. Ты пистолет-то опусти.

– А где Геля? – повторил Ренат.

– Геля? Она умерла.

– То есть? – У Рената Гусева враз изменился голос.

– Авария, я же тебе сказал. Ее тело отвезли в морг. Ты ведь у нас специалист по моргам?

– Геля умерла? – тупо повторил шофер. Пистолет в руке Рената дрогнул.

– Да.

– Ты… – не сказал, а просипел Ренат. – Ты хотя бы знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?!

Ясно

Ее назвали Ангелиной, словно в насмешку. В детстве она была рыжим бесенком, веснушчатым, курчавым, озорным, но уж никак не ангелочком. Родители выбрали звучные и редкие имена обеим дочерям. Старшую записали Ангелиной, младшую – Элеонорой. Но все звали их Эля и Геля, именно в таком порядке. Младшая в очереди на родительскую ласку всегда была первой, так что Геле доставались преимущественно тычки да упреки. Пойди туда, принеси то, неумеха. Не видишь, сестра плачет? Утешь ее, поиграй с ней.

Геля росла нелюбимым ребенком, поэтому рано повзрослела и научилась самостоятельно принимать решения. Перед тем как пойти в первый класс, сама записалась в хореографическую студию и сама трижды в неделю бегала в местный Дом Культуры на занятия, благо в те, советские, времена это было бесплатно. Никто Гелю не провожал, не встречал, и никто о ней не беспокоился. Тем более что годовалая Элечка училась ходить, и ее неокрепшие спотыкающиеся ножки требовали неусыпного родительского внимания. Геля возвращалась с занятий поздно, узкой тропинкой шла через парк, дрожа от страха, потому что денег на автобус девочке не давали. А зимой, когда темнело рано и люди после работы спешили по домам, на пустынных улицах было особенно страшно. Геля почти бежала, втянув голову в плечи, высокая худенькая девочка, прижимающая к груди сверток с балетками и трико.

Отец работал на заводе, где производили лаки и краски, во вредном цеху. От него всегда неприятно и резко пахло. Запах краски и ацетона Геля возненавидела на всю жизнь. Впоследствии, как только в доме, где она жила, затевался ремонт, Геля тут же вспоминала отца и торопилась куда-нибудь уехать. Ремонта она не переносила. Отец пил, и в доме часто случались скандалы и даже драки.

Мать работала на том же заводе, на проходной, следила за тем, чтобы из цехов ничего не выносили. Воровство все равно процветало, краску выносили через дыры в заборе, сам же Гелин отец этим и занимался. Лицемерие и вранье с раннего детства казались Геле неотъемлемой частью жизни. Мать обыскивала рабочих на проходной, чтобы изъять у них ворованное, в то время как это ворованное в доме не переводилось. Вынесенную с завода краску отец сплавлял налево, половину денег пропивал, остальное отдавал жене. Любимой Элечке покупались на них новые вещи, мать наряжала ее, как куклу. Геля была высокой, Эля маленькой, а маленьких, как известно, любят больше и жалеют их больше.

Так они и росли: Геля три раза в неделю бегала на занятия по хореографии, участвовала в любительских спектаклях, ездила с танцевальным коллективом по селам, а Эля в основном валялась на диване и читала книжки. Сначала детские, с картинками, потом их сменили любовные романы. Младшая сестра была ленивой и избалованной. И больше всего на свете любила помечтать.

После восьмого класса Геля получила не только аттестат о неоконченном среднем образовании, но и диплом хореографической студии. Про нее говорили: «девочка фактурная». То есть хорошо смотрится на сцене, хотя особо одаренной ее не считали.

Но Геля была старательной ученицей. Получив диплом и аттестат, она сразу же решила: еду в Москву. Только туда, в огромный город, где есть перспектива выбиться в люди. В маленьком городке, располагающемся в десяти километрах от заштатного райцентра, ловить было нечего.

Геля не сомневалась: ее выигрышный лотерейный билет уже где-то лежит, и следует просто-напросто дождаться своего часа. Но как же долго ей пришлось ждать!

Она поступила в хореографическое училище и несколько лет прожила в общежитии. Вскоре преподаватели сказали ей напрямую: для балерины ты слишком высока, милочка, и найти партнера тебе будет трудно. Геле пришлось заняться народными танцами, хотя ей откровенно не шли ни кокошник, ни сарафан. У нее были раскосые плутовские глаза и рыжие кудри, а фигура хоть и стройная, но никак не «народная», слишком уж сухая и тонкая.

Прожив в столице всего пару лет, Геля Костенко поняла: жениха найти будет трудно. Москвичи оказались чересчур уж разборчивы в невестах, связать себя с лимитчицей из лакокрасочной «династии» и без гроша за душой они не спешили. Поклонников у Гели было хоть отбавляй, но все без серьезных намерений. Погулять, приятно провести время, сводить красивую девочку в ресторан – это пожалуйста. Потом, разумеется, в постель. Но жениться? Квартирный вопрос был в столице самым актуальным, москвичи вели жестокую битву за квадратные метры и делиться ими с лимитой не хотели.