– Что ты делаешь, командир?

Крик издалека. Откуда-то из-за границ моего плоского мира. Главное, не отвлекаться и двигать рычаги, изменяя прицел мортиры.

– Стреляй, – прохрипел я, возвращаясь в реальность.

От грохота выстрела заложило уши. Кабина заполнилась дымом. Бок вражеского шагохода расцвел взрывом, ярким, но совсем небольшим. А вслед за ним брызнули осколки брони. Шагоход вздрогнул, покосился, но устоял на ногах.

Я тяжело дышал. По лбу катился пот.

– Им таки не понравилось. Что это было, Игорь? – прошептал Ширли.

Но как я мог ему объяснить то, чего не понимал сам? В моей голове аплодировал Адриан.

«Теперь ты понимаешь, Ламберт, насколько ты нам нужен?»

Я закрыл глаза. Эллис стояла рядом с Адрианом и молча улыбалась. Она была красивой, моя жена, погибшая когда-то в прошлом.

– Командир, они отступают!

Крик полурослика вернул в реальность. Вражеский шагоход действительно возвращался к дредноуту. Он пятился, шатаясь из стороны в сторону, и как-то несмело переставлял ноги.

– Еще бы один заряд, – вздохнул Ширли.

Я чувствовал, что бродяга с рукой ратуса остался жив. Кто он, почему мне кажется, что я его знаю? Возможно, он ключ к моим воспоминаниям.

– Ширли, сколько тебе нужно времени для восстановления шагохода?

– Неделю, командир, вот если бы сюда мою покойную женушку…

– Значит, до вечера должен справиться, – бросил я. – Вых, помогаешь Ширли.

– Но он вовсе не похож на мою же… – начал было полурослик, но, увидев мой взгляд, осекся на полуслове.

Вых всадил острие меча между лап скорпиона, механизм дернулся и затих.

– Ну, если ты приказываешь, – ухмыльнулся эльф.

Я высунулся из люка:

– Ник, как сестренка?

Ник сидел на земле и гладил голову Кошки-мышки. Рядом были рассыпаны снадобья – полные и уже пустые склянки. Из уголка губ Котенка на подбородок сбегала струйка красной жидкости.

– Она умерла, – поднял на меня глаза Ник.

В них было безумие берсерка, потерявшего родного человека. Я спрыгнул на землю, подбежал к нему, опустил руку на его плечо. Мышцы Ника казались каменными. Он сидел напрягшись, готовый разрыдаться, но не выпускал крик наружу. Возле него таял последний туманный зверь.

– Тебе задание, – быстро сказал я. – Ты хоть немного разбираешься в снадобьях сестры? Тогда найди в вещах Котенка снадобье тумана. Быстрее. И поддерживай здесь до вечера такую пелену, чтобы никто со стороны дальше своей руки не видел. Справишься?

Ник кивнул.

– Вот и отлично. Верь мне – я сделаю что смогу. Я попробую ее вернуть.

Было больно смотреть, как в его глазах появляется надежда. Не давая ему опомниться, я продолжил:

– Сначала туман, а потом бегом за оторванной частью ноги. И поможешь починить шагоход, понял? Затем стой на страже, чтобы ни одна мышь… Если жестянки вновь пойдут в атаку – бегите. Мне не нужны мертвые герои.

При слове «мертвые» Ник снова напрягся.

– Понял, командир, – тихо сказал он. – Спасибо, я справлюсь.

– Сделаю все, что смогу, – повторил я. – Мы вернем Котенка.

Хорошо бы мне самому поверить в собственные слова. В моей голове смеялась Эллис.

Наш временный лагерь располагался в подвале разрушенного дома.

– У нас гости? – бросил я уцелевшей каменной горгулье у входа, остановился и присмотрелся к следам на земле. – Что же ты сразу не предупредила?

Статуя пялилась на меня выпученными глазами, будто предлагала поиграть в гляделки. Я знал, кто ожидает меня внутри, но на всякий случай спрятал в рукаве кинжал и нырнул в сумрак подвала, освещенный голубыми кристаллами. В темноте отраженным светом блестели стеклянные глаза скелета ратуса, который неподвижно стоял в центре помещения.

– Х-х-о-о-з-з-я-я-и-и-н-н в-в-е-е-л-л-е-е-л-л… – Он принялся говорить, бессвязно открывая костлявый рот и растягивая слова. – Ч-ч-т-т-о-о ж-ж-д-д-е-е-т-т т-т-е-е-б-б-я-я…

– Я и сам его ищу. И где сегодня обосновался Костоправ?

– С-с-т-т-а-а-р-р-а-а-я-я р-р-а-а-т-т-у-у-ш-ш-а-а.

Рот захлопнулся, щелкнув зубами, и скелет, переставляя ноги словно марионетка, пошел к выходу. Я посторонился. Когда он проходил мимо, то стало видно, что все его кости связаны одна с другой стальной проволокой. Но было еще что-то неуловимое, тонкий флер оживившей скелет магии. Это макет, имитация – так называл свои творения Готфрид по прозвищу Костоправ. Он каждый день менял место своего расположения – опасался монстров Колдуна.

Скелет шел неровно, заваливаясь на правый бок, казалось, еще шаг – и он упадет. Но каким-то чудом он все же смог добраться до горгульи и уже там со щелчком развалился на части. Узнаю шуточки Костоправа. Значит, пройдоха засел в старой ратуше? Я проверил многозарядный пистоль – его барабан был пуст, но я все равно взял с собой привычное оружие. Затем вложил в кобуру армейский пистоль, заряженный утяжеленной пулей, и закинул за спину пароэфирное ружье. После чего отправился к центру города.

Я шел по безлюдным улицам, заполненным ветром и вороньем. Возле развалин дома Лалабринов стоял играющий на скрипке ребенок в лохмотьях. Не прерывая игры, он молча проводил меня взглядом небесно-голубых глаз. В его мелодии было что-то знакомое, заставившее на секунду остановиться. Руины и мальчик под лучами вечернего солнца отбрасывали длинные колеблющиеся тени. Я пожал плечами и пошел дальше. Из теней на меня смотрели демоны. Они затаились в ожидании ночного часа, когда яркий свет не помешает им выйти на охоту. Но я не могу их убивать, потому что здесь они слуги Костоправа. А Костоправ может вернуть Котенка. И мою память.

Это заброшенное здание назвали старой ратушей задолго до начала войны. Говорили, что любого, кто в нем поселится, ожидает скорая смерть. Что в его недрах живет некромант, и во́роны, обитающие на чердаке под его конусной крышей, способны летать между мирами. Впрочем, много чего еще рассказывали. Правда это или вымысел, но старая ратуша оставалась обжитой лишь во́ронами. Сейчас она была среди уцелевших во время канонады домов, стояла как ни в чем не бывало. Сидящий на железных воротах ворон посмотрел на меня желтым взглядом, каркнул и с шумом взлетел, покружил вокруг остроконечной крыши, а затем унесся прочь, уводя за собой всю воронью стаю.

Окна на первом этаже были плотно заколочены, и в ратуше царил полумрак. Солнечный свет проходил сквозь разбитые оконца у самой крыши, освещал покрытые пылью картины на стенах, бросал блики на ступени, ведущие к колоколу на чердаке, и растворялся в сконцентрировавшейся у каменного пола темноте. Посреди круглой комнаты стоял стол, на котором ярко горела свеча.