при средней 14 %. Четверть (25 %) называет «желание иметь больше культурного разнообразия» (в среднем 17 %), еще чаще – «желание пожить в другой культуре» (31 % при средней 26 %) (табл. 83).

Таблица 84. Что вы уже предприняли, чтобы уехать из страны? (в % от тех, кто хотел бы уехать, сумма четырех позиций)

N = 766

Этой группе (желающих эмигрировать «очень сильно»), которая, правда, составляет всего 7 % от всех опрошенных, присущи довольно выраженные отличительные признаки. В целом чем сильнее желание уехать, тем определеннее выявляются такие характеристики опрошенных: недоверие к основным государственным институтам власти, политическим лидерам, партиям, критические оценки состояния в России демократии, положения с соблюдением прав человека, верховенством права, экономического и социального положения граждан страны и т. п. намного выше, чем в среднем по выборке.

Реальная эмиграция или «чемоданные» настроения?

Насколько высказанные желания эмигрировать являются реальными, хорошо демонстрирует стандартный в подобных исследованиях вопрос о предпринятых для этого действиях. Подавляющее большинство не делало ничего, чтобы уехать (74 %), а еще 27 % затруднились дать определенный ответ.

Лишь общение с друзьями и родственниками по поводу возможного отъезда набирает немалое число ответов (13 %), но реальные шаги, говорящие о принятом решении уехать, набирают считаные проценты упоминаний.

Нет у подавляющего большинства так или иначе думающих об отъезде ни приглашения, ни поддержки от кого-либо, проживающего в желаемой стране пребывания (77 % от этой подвыборки). Очень показательны для оценки реальности эмиграционных настроений оценки своих знаний языка страны, куда респондент хотел бы больше всего поехать: больше трети (37 %) вообще не владеют этим языком, а относительное большинство (48 %) – только на базовом уровне; свободно владеют устной и письменной речью лишь 2 % раздумывающих об отъезде.

Двойственность образов западных стран

На протяжении многих лет в лидерах стран возможной эмиграции постоянно присутствуют США и Германия, а также другие европейские страны. В последние годы большей привлекательностью стали пользоваться скандинавские страны: это можно объяснить высоким уровнем благополучия в них.

Период 2014–2017 годов характеризуется резким ростом антизападных и антиамериканских настроений, поднятых пропагандой враждебности Европы, негативного образа ЕС и главным образом США, превратившихся в главных «врагов» российской державы. По мере ослабления к концу 2017 года крымской мобилизации и поддержки власти антизападные настроения в обществе начинают слабеть. Последние данные репрезентативного всероссийского опроса в августе 2019 года показывают, что показатели отношения к ЕС и США постепенно возвращаются на докрымский уровень. Пропаганда теряет эффективность, общество демонстрирует усталость от противостояния западному миру, растет недовольство жизнью в стране, падает уровень поддержки всех государственных институтов.

Таблица 85. В какую страну вы бы хотели переехать? (в % от желающих уехать, приводится сумма трех упоминаний)

Молодежь, несмотря на выраженные пропутинские настроения (ставшие особенно сильными в 2010-х годах), всегда сохраняла и сохраняет на фоне углубления конфронтации с Западом ориентацию на западные жизненные стандарты, большую открытость Западу, особенно в сфере потребления.

Все страны, перечисленные в табл. 85, после 2014 года попали в список недружественных, враждебно настроенных к России стран, причем Германия, прежде лидировавшая в списке европейских друзей, впервые оказалась в списке врагов (ее упоминают все эти годы около 20 % в среднем), а Великобритания переместилась на первое место врагов среди западных развитых стран – ее упоминали в майском опросе Левада-Центра как враждебную страну 38 % россиян, то есть она оказалась среди «врагов» России на третьем месте после США (67 % упоминаний) и Украины (40 %). Тем не менее и США, и развитые страны Европы остаются наиболее притягательными для молодежи при возможном отъезде (табл. 85).

Добавим, что исследования Левада-Центра, направленные на описание образов в общественном мнении России таких европейских стран, как Швеция, Финляндия, Швейцария и др., явно показывают, что в российском массовом сознании сохраняется позитивный образ Европы как образца развития, образца желаемого будущего, благополучной и обустроенной жизни, достойных условий существования для их граждан.

Заключение

Подведем итоги нашего анализа проведенных исследований молодежи. Результаты исследования не позволяют говорить об особой поколенческой идентичности молодежной когорты 1986–2002 годов рождения, не знающей на собственном опыте, что такое жизнь в условиях социализма. Молодежь более образованна, мобильна, доходы молодых людей выше, чем в среднем по России. Постсоветское поколение молодых россиян отличается высокой самооценкой и большей уверенностью в будущем, если сравнивать с населением в целом. Молодые люди воспитывались и социализировались в условиях «путинской стабилизации» и «суверенной демократии», в период, когда политика государства все сильнее нацеливалась на жесткий контроль над обществом. В стране усиливалась идеологическая цензура, но одновременно стремительно развивались альтернативные системы коммуникации – Интернет, социальные сети, что стало условием практически полной компьютерной грамотности молодого поколения.

На вопрос, поставленный в самом начале этой книги: можно ли говорить об изменении ценностей молодого поколения, вошедшего в жизнь уже после краха СССР, следует ответить «нет». Мнения о значительной трансформации системы ценностей и «практик» у молодежи, высказанные рядом российских университетских преподавателей (В. Радаевым, Е. Омельченко, Д. Травиным), не подтверждаются нашими данными. Столь же несостоятельна точка зрения (Э. Панеях и других) о так называемой «низовой модернизации».

Никаких признаков социально-культурного разрыва между поколениями, конфликта поколений, особой структуры ценностей и символов у молодежи не фиксируется. Большая склонность к потребительско-гедонистической культуре является не каким-то новообразованием, а лишь иным и более ярким выражением запросов и ценностей дефицитарного общества эпохи социализма. Напротив, данные говорят о воспроизводстве основных ценностно-идеологических представлений, сложившихся в последние десятилетия существования советской системы.

Слой коллективных представлений, играющих роль стандартов социетальной интеграции, идеологических и символических структур предшествующих эпох, воспроизводится в молодом поколении с минимальными изменениями. Композиция этих образцов коллективной идентичности не меняется, но интенсивность их выражения постепенно снижается у молодых людей. Основная ценностная коллизия представлена фрустрирующим разрывом между остатками коммунистической утопии в сочетании с претензиями на сохранение за нынешней Россией того же статуса «Великой державы», который имел СССР, и представлениями о бедности россиян и бесправии граждан в их частной повседневной жизни. Несмотря на все изменения в характере потребления и поведении нового («путинского») поколения, базовые установки молодежи оказываются достаточно консервативными и воспроизводят специфические черты адаптивного поведения, характерного для общества на поздних стадиях советской системы или ее разложения.

Некоторое ослабление прежней структуры коллективной идентичности связано с вытеснением и блокированием у нового поколения травмирующего разрыва имперских претензий и действительности стагнирующего общества. Молодежь, снимая с себя ответственность за политические процессы в стране, воспринимает себя свободной от советского прошлого. По сути, эта «свобода» есть не что иное,