В одном исследовании когнитивного диссонанса при помощи аппарата фМРТ испытуемых сканировали, пока они были заняты рассмотрением противоречивого утверждения: они думали, что неуютная камера аппарата — на самом деле приятное место. Испытуемым заранее сообщили, что после 45 минут в сканере их попросят оценить свои впечатления, ответив на вопросы. При этом половину участников эксперимента попросили сказать, что процедура им понравилась, будто бы для того, чтобы успокоить нервного пациента, ожидающего своей очереди. Вторая половина была контрольной группой, участникам которой сказали, что за каждый ответ в том смысле, что им все понравилось, они будут получать по одному доллару. Исследование показало, что у тех, кто переживал когнитивный диссонанс, особенно активны были две области: передняя поясная кора, регистрирующая конфликты в наших мыслях и действиях, и передняя островковая доля мозга, отвечающая за отрицательные эмоциональные переживания. Эти же две области активируются в те моменты, когда мы вынуждены не соглашаться с другими. Но дело в том, что помимо активации передней поясной коры и островка имел место еще один эффект: во время финального опроса, когда лгать уже было не нужно, участники, испытавшие когнитивный диссонанс, также оценили свои ощущения в аппарате как более приятные, чем те, кому за ложь заплатили. Это доказывает, что у них действительно произошел сдвиг в оценке собственного переживания. Иными словами, они убедили себя в том, что в аппарате и вправду было не так уж плохо, тогда как «проплаченные» сознавали, что солгали за деньги.

Когнитивный диссонанс — явление, которым без труда могут воспользоваться мошенники. Представьте, что кто-то вдруг втискивается перед вами в очередь к ксероксу. Гарвардский психолог Эллен Ланджер обнаружила, что шестеро из десяти не стали бы возражать, если бы этот человек сказал: «Извините, у меня только пять страничек, можно я пройду без очереди?» Даже если человек не собирается извиняться, большинство людей в очереди молча пропустят его вперед. Почему так? С одной стороны, подавляющая часть людей стремится избегать конфликтов и, соответственно, ничего не скажет нарушителю. Может быть, каждый почувствует раздражение, но не столь сильное, чтобы из-за этого что-то предпринимать. Очень часто в подобных ситуациях мы оправдываем себя тем, что неудобство, которое мы испытываем, очень невелико и не стоит усилий по его устранению. А если человек скажет что-нибудь вроде: «Извините, у меня только пять страничек, можно я пройду без очереди? Я очень спешу», — то девять из десяти стоящих в очереди не станут возражать. Назвав причину, нарушитель помог тем, кто терпеливо ждет, оправдать в собственных глазах свое решение пропустить его.

Мы готовы идти навстречу, потому что говорить «нет» некомфортно. Конечно, есть безразличные к другим люди, способные совершенно спокойно влезть в начало очереди, но большинство чувствует при этом сильную неловкость. Конечно, в том случае, если не разрешает собственный когнитивный диссонанс самооправданиями вроде «Мне это нужнее, чем остальным». Это позволяет нам изменить свою «я-концепцию» так, чтобы снять противоречие: да, я влез без очереди, но на самом деле я человек хороший. Убрав таким образом когнитивный диссонанс, мы спокойно можем грубить, считая, что обстоятельства позволяют и что нам действительно нужнее, чем остальным. Безусловно, это самообман, который мы обсуждали в предыдущей главе, но воздействует он на всю нашу «я-концепцию», то есть целиком на представление о себе. Когнитивный диссонанс опасен, потому что, пытаясь его разрешить, мы можем убедить себя в собственной правоте, даже не заметив, что искажаем истину. Он позволяет нам жить эгоистами, несмотря на все возникающие при этом противоречия.

Большинство из нас не считает себя лицемерами. Олдос Хаксли писал: «Вероятно, на свете не существует такой вещи, как сознательный лицемер». Нам нравится думать о себе в позитивном ключе, и мало кто хотел бы, чтобы его взгляды были публично раскрыты как расистские, сексистские и вообще предвзятые. Но, несмотря на взвешенную, разумную личину, которую каждый из нас хотел бы представить остальному миру, почти каждый несет в себе неявные и невысказанные взгляды, неприемлемые в порядочном обществе. Мы можем утверждать это, потому что уровень невысказанных взглядов определяется в ходе теста, где испытуемый должен быстро соотнести отрицательные и положительные слова с разными картинками. Это могут быть люди разных рас, мужчины и женщины, молодые и старые, либералы и консерваторы — любые группы, относительно которых существуют стереотипы. Хотя люди в большинстве своем не считают себя предвзятыми, тест на скрытые взгляды говорит, что мы скорее ассоциируем отрицательные понятия с представителями иных рас, а положительные — с членами своей группы. Глубоко в подсознании мы храним громадное количество ассоциативных связей, отражающих весь пережитый опыт и самые разные взгляды, с которыми мы встречались в жизни.

Но даже если у нас нет глубоко скрытых расистских убеждений, мы все же можем стать жертвами стереотипов. Это наглядно показано в исследовании, где белым и чернокожим взрослым американцам показывали на экране компьютера лица их собственной группы (расы) и других групп (рас). Когда лицо на экране менялось, человек получал болезненный удар током. Со временем испытуемые научились связывать всякое изменение лица на экране с болью. Затем экспериментаторы отключили шокеры, чтобы посмотреть, как скоро испытуемые забудут болезненную ассоциацию. Выяснилось, что участники эксперимента намного быстрее возвращаются к норме, когда меняющиеся лица на экране принадлежат к их собственной расе. Им потребовалось больше времени, чтобы научиться доверять и не бояться лиц другой расы, хотя до эксперимента подопытные вовсе не были расистами.

Означает ли это, что мы все с рождения обречены быть предвзятыми в этом вопросе вне зависимости от наших мнений и желаний? Не обязательно, поскольку описанный эффект ограничивался мужскими лицами и расовое предубеждение не распространялось на тех, кто когда-либо имел роман с представителем другой расы. Мужские лица вообще кажутся зрителю более угрожающими, потому что мужчин часто считают агрессивными. Однако расовый эффект можно сгладить открытостью и общением с представителями других рас. Ясно одно: несмотря на наши в целом добрые намерения и понимание, как следует поступать в том или ином случае, глубоко в натуре большинства из нас гнездятся предубеждения, влияющие на наши практические решения. Эти результаты не означают, что мы ведем себя так в реальной жизни, но указывают на проблему скрытых убеждений, которые могут проявиться в соответствующих обстоятельствах.

Одна из неизбежных проблем вступления в группу и идентификации с ней заключается в том, что при этом формируются стереотипы, влияющие в дальнейшем на нашу оценку окружающих и отношение к ним. Стереотипы — это устоявшиеся обобщенные представления обо всех членах одной и той же группы. Проблема в том, что стереотипы часто ведут к неверным (и несправедливым) выводам. Возьмите хотя бы вот такую историю о неожиданном потрясении, пережитом на работе.

«Отец и сын попадают в автомобильную аварию, где отец погибает, а сын получает серьезные травмы. Скорая увозит мальчика в ближайшую больницу. Вызывают хирурга. Войдя в операционную, дежурный врач восклицает при виде пациента: „О господи, это же мой сын!“»