насколько это эффективно, потому что я этого не видела (говорила по телефону), но намереваюсь проверить прямо перед своими глазами.

— Оксана! ― с беспокойством хихикнула.

— Что? Я тебе привела пример того, что от меня никто никогда не устанет, ― спокойно заключила и вздохнула. ― Как у тебя дела?

Девушка легко находила дороги, с которых перескакивает так, чтобы не доехать до конца. Это и объясняет ее вечную надобность быстро делать, добираться до места намного раньше положенного времени, успевать быть в трех местах сразу же.

— Хорошо, ― с напускным безразличием ответила. Надеюсь, я прозвучала убедительно, не выдавая своих нервозов.

— Не все хорошо. Что-то случилось?

— Что? Как ты поняла? ― изумилась.

— Стоит тебе сказать без эмоций «хорошо», ― передразнивает Кислицына, и я раздраженно фыркаю, ― понимаешь, что не все хорошо.

— Ладно. Ты права. У меня все плохо. Но я не стану это говорить по телефону. Нам нужно встретиться и как следует отдохнуть.

— Ого. Ты предлагаешь нам отправиться…

— Именно. Давайте пойдем в клуб? Кажется, там мы вместе не были с… ― Призадумалась на секунду, подсчитывая моменты, проведенные с ними, но ни одни не заканчивались пьяным воодушевлением. Либо в уютном кафе, либо на прогулке в парке, либо в торговом центре. Прочищаю горло и сиплю: ― Никогда.

— Мне нравится такая Катерина! ― визжит девушка, словно вернулась в юность, когда вечеринки в домах у местных мажоров колледжа считалось существенной закладкой студенчества.

— Какая «такая»?

Вздрогнула от последнего слова, прикрыла веки и оперлась лбом об раскрытую ладонь. Как реагировать на то, что я стала другой? Противно признавать правоту Семена ― моя система «идеальности» раскраивается на мелкие кусочки; со временем, протекающее в суровой тишине, ты обретаешь иную индивидуализацию своей личности, мнишь, будто это спасет тебя, хотя скорее напоминает клетку, в которой запечатываешь прошлое.

Катюха Зуева здесь, сидит рядом со мной. Она открыла клетку, растворилась во мне. Удерживает мою осознанность в каком-то странном плене. Что ей надо?

— Безудержная, рискованная, развязная… Мне стоит волноваться?

— Ни в коем случае! ― Сглатываю, и картинки оголенных образов мелькают перед глазами. ― Так что, ты согласна?

— Еще как! Настя тоже пойдет, не сомневайся! Пора вспомнить молодость.

— Она и не уходила.

— Зато дни уходят в пустую, Катя.

Самое ужасное при сборе на вечер, на который выбираешься от силы раз в год или в принципе никогда ― найти соответствующий наряд. Я осмотрела в шкафу до единой полки, проверила вешалки, отметив некоторые аксессуары и туфли, которые мало использовала. Гардероб полон вещей для работы: от простых футболок до вязанных свитеров, но нисколько раскрепощенными платьями. Да я мало этим зацикливалась.

— Нашла что-нибудь? ― В комнату входит Миша, приобнимает меня, вглядываясь в беспорядок, переполошивший прежнюю чистоту в шкафу. Он присвистывает. ― Дорогая, твои вещи поместятся в грузовую машину! Куда столько?

— Мне надеть нечего! ― возразила в ответ, наморщив нос. Хотя он прав ― лишнее нужно отдать кому-то. Половину уже давно переносила, а что-то так и не надевала, ценник по сей день болтается. ― Я уже думаю, было лишним придумывать такую идею.

— Нет, что ты, ― касается пальцами моего подбородка и заставляет посмотреть ему в глаза. Вкраплении изумруда сверкают при дневном свете нежностью. Но внутри меня тишина. Ничего. Я не плавлюсь, не становлюсь окрыленной бабочкой, ноги не подкашиваются, а сердце не минует норму. Просто спокойствие. Я напрягаюсь и вымученно приподнимаю уголки губ. ― Ты должна пойти с девочками отдохнуть. После беременности ты совсем потерялась в семье. Никуда не выходила толком, как наседка гонялась за Артуриком, занималась хозяйством, терпела мою мать, ― с шуточным подтекстом намекнул. Я усмехнулась. ― Побудь сегодня другой. На время. Главное, не забудь вернуться в двенадцать.

— В этой версии истории Золушка убегает от принца.

— Можно и так сказать, ― хохотнув, соглашается и целует в висок. Губы дарят умиротворение, гарантию не снести ничего на своем пути. Порой я удивляюсь, как рядом с Мишей я приобретаю не свойственное хладнокровие, будто он выкачивает из меня бурю отрицательных эмоций. С Семеном по-другому. Он их наливает в меня. ― Хм, а это что?

Муж отходит, поднимает с пола красное бархатное платье и распрямляет, рисуя каждый изгиб облегающего и до неприличия короткого куска ткани.

— Ничего особенного. Купила на распродаже случайно. ― Машу перед собой, подхожу к нему и собираюсь забрать, но он отклоняется и снова крутит перед собой вещь.

— А оно ничего. Почему я на тебе его не видел? ― щурится и дьявольски ухмыляется.

— Потому что в нем убирать квартиру неудобно, ― парирую с издевкой и отбираю все же платье. Подхожу к кровати, укладывая его.

— Надень.

— Ни за что! Я…терпеть не могу такую вульгарность.

— Не припомню, чтобы ты отказывалась от сексапильных штучек, ― задумчиво подмечает мужчина, остро кольнув взглядом. Я смущенно выпячиваю губы. ― На одной из вечеринок мне показалось, ты готова была станцевать стриптиз голой.

— Лучше замолчи!

Закрыла уши руками, лишний раз не вспоминая бунтарство, что вырвалось в связи ухода из детского дома. Мне не терпелось распробовать все: выпивку, клубы, газировки, жвачки, гамбургеры и прочей вкусно ядовитой еды, побыть разной личностью от панка до рокера, посетить различные молодежные места. Были веселые деньки, благо они прошли быстро. Некоторые это называют адаптацией, некоторые утверждают, что таким образом дети постигают зрелость самостоятельности. Они не учли одного, ― может привести к печальным последствиям, если с самого начала ребенка не подготовить к реальности вне всего необходимого.

У меня случился кризис с выделенными деньгами от государства, благодаря этому я приуменьшила вольность и пришла к выводу, что ничего просто так не падает с небес. Поэтому срочно нужно было искать подработку, которая и приводила к проблемам с учебой.

— Тогда надень это платье! Живо, Катерина!

— О, коль ты назвал мое полное имя, тут нельзя оспаривать.

— А ты как думала. Слова князя ― закон! ― Ударил себя кулаком по груди, затем указал глазами на кровать.

Плечи поникли, признавая поражение. Стянула с себя ночную блузку, по ногам упали шорты, оставшись с оголенным верхом. Кожа запылала от напористого взора Миши, неумолимо его взгляд блуждал по спине, груди, животу, ногам, соединяя невидимые нити в неразборчивом рисунке. Я не стеснялась и открыто демонстрировала чуть смуглую кожу; загар еще остался с последнего отдыха в Сочи.

Взяла темно-красное платье, пропустила руки в рукава, уже ощутив некую зажатость, и все же рискнула надеть на себя. Ткань слегка застряла в груди, притом я была без бюстгальтера; спустила вниз, где подол уже собирался оборками, придавая утонченность. Встала около зеркала,