* * *

Ньютон попробовал местные фрукты. На вкус они оказались кислее лимона и острее красного перца. Он отплевался под хохот Хосе и понял, почему никто, кроме Гуру не ел эти синие ананасы. Учитель же поглощал их с невозмутимым и даже непрошибаемым видом.

Когда все уснули, время стало тянуться. Ньютон подолгу ворошил угли в костре и часто подкидывал дрова. Несмотря на дневную жару, ночью в лес заползал холод пустыни, которая окружала временный приют сноходцев и тянулась вдаль на многие километры. Даже Гуру укрывался двумя одеялами, а теплолюбивый Хосе и вовсе не высовывал носа из спальника. А вот Аня спала крепко.

Ньютон разглядывал её чистое лицо, чуть скрытое растрепавшимися чёрными локонами. Отсветы костра плясали на её скулах. Брови смешно нахмурены, а чуть вытянутые губы уткнулись в сжатый кулачок. В таком виде девушка походила на маленькую девочку, которой снилось что-то крайне увлекательное. Ньютон улыбался, не понимая, как мог быть грубым и невежливым с этим милым созданием пару часов назад. К тому же её чудесный отвар в самом деле подействовал ободряюще.

Зашуршал грязный плащ Корвича. Ньютон напрягся и уставился в сторону пленника.

Корвич приподнялся с покрывала и поглядел на Ньютона сонным глазом, торчащим из-за красно-синих бугров.

– Извини, – дрожащим голосом прошептал он и плотнее закутался в плащ, насколько позволяли связанные руки. – Могу я п-п-одойти к огню? Очень х-х-олодно.

Его зубы стучали, а изо рта выходил пар.

Ньютон кивнул и, не сводя глаз с Корвича, сутуло крадущегося к костру, нащупал под штормовкой охотничий нож, выданный Гуру, и тут же подумал, что едва ли наберётся духу использовать оружие, даже если придётся. Но рукоять клинка, сжимаемая в руке, определённо наделяла его чувством превосходства и спокойствием.

С минуту они сидели рядом в напряжённой тишине, в которой даже костёр затрещал резче. Корвич выдыхал шумно с особым старанием, словно таким образом выгонял холод из тела.

– Прости, что угрожал тебе и девчонке, – отогревшись, тихо заговорил он, глядя в огонь. – Мне жаль, что до этого дошло.

Ньютон покосился на пленника. Изуродованный Корвич выглядел жалким. Теперь жизнь пепельноволосого была в руках не склонного к милосердию Гуру. При этой мысли Ньютон отпустил рукоять ножа и вдруг тоже захотел извиниться перед врагом за лицо и дать ему одеяло. Но, вспомнив слова Гуру, промолчал.

– Хочу, чтобы ты знал, – произнёс Корвич. – Мы бы не причинили вам вреда. Я погорячился, когда сказал… – он смолк, встретив внезапно жёсткий, как удар хлыста, взгляд Ньютона, и снова отвернулся к огню. – Впрочем, сам всё помнишь…

Они ещё долго сидели у жаркого пламени, прежде чем пленник вновь подал голос:

– Эй.

Ньютон снова встретил его неприветливым взглядом.

– Хочу, чтобы ты понял, – Корвич говорил тише и твёрже, чем прежде, и смотрел на Ньютона прямым серым взглядом. – Я не враг тебе. Мне с тобой делить нечего. Как и нечего было делить Ольге и Большому.

Пленник отвернулся к костру и опечалено склонил голову. Ньютон тоже невольно вспомнил их лица.

– Просто жаль, что мы встретились не в том месте и не при тех обстоятельствах, – с неподдельной грустью сказал Корвич и через минуту добавил. – Спасибо, что позволил погреться.

Он поднялся на ноги, вернулся к своему лежаку и отвернулся к темноте леса.

Едва росинки на редкой траве окрасились бриллиантовым блеском рассвета, сноходцы собрали лагерь и двинулись в путь.

Гуру, нагруженный огромным рюкзаком с провизией, шёл первым. Аня с поклажей поменьше и половиной артефакта шагала за ним. Хосе был третьим и держал на привязи Корвича, навьюченного спальниками. Малыш периодически подёргивал за верёвку, обратный конец которой обвивал руки пленника хитрым узлом. Ньютон, вооружённый охотничьим ножом и суровым молчанием, об которое разбивались любые попытки Корвича заговорить, замыкал строй.

– Здесь действительно, как в реальности, – сказал Ньютон на первом привале, изнурённый длительным переходом через жаркую лесостепь.

– Ага, и время так тянется! О, мамма Мия! – поддержал его Хосе.

– Всё дело в восприятии, – объяснил Гуру уставшим, но по-прежнему менторским тоном. – В Эдеме время воспринимается иначе, чем в остальных областях мира снов. Здесь час один к одному с реальностью.

Пока остальные трапезничали, Ньютон промывал зудящий от пота шрам на лбу, обильно поливая его тёплой водой из фляжки.

– Что же это такое, маэстро! – вдруг возмутился Хосе, кусая галету. – Выходит, мы уже по-настоящему три дня не ели и не пили?

– А чем же ты сейчас занимаешься? – учитель слегка улыбнулся.

– Так это ж не по-настоящему, – Хосе изумлённо уставился на надкушенную галету.

– Сознание человека – вещь тонкая, – сказал Гуру и хотел продолжить, но Аня его перебила.

– Раз вы трапезничаете, господа, – заговорила она, бросая рюкзак у ближайшего дерева, похожего на карликовую ель. – Я немного вздремлю. Вы не возражаете?

Никто не возражал. Только Ньютон в очередной раз про себя удивился Аниной сонливости, обострившейся за эти дни. Девушка постелила свой плащ на землю и легла в жидкой тени ветвей, закрыв лицо платком.

– Так что там насчёт сознания, маэстро? – напомнил учителю малыш.

Гуру вскрыл три банки с кашей. Одну оставил себе, остальные протянул Корвичу и Хосе. Ньютон заранее отказался и обошёлся галетами – его всё ещё подташнивало.

– Дело в том, Хосе, – заговорил учитель. – Что сознание влияет на состояние организма в целом. Ты ешь сейчас этот кусочек пресного хлеба, но твоё физическое тело не получает углеводов. И всё же разум твой убеждён, что раз ты ешь, то и организм насыщается. И благодаря этому твоё физическое тело задействует резервные запасы жиров и углеводов, которые уже имеются в организме. Плюс ко всему стимуляторы, которые я вам прислал, вводят мозг в состояние, схожее с неглубокой комой. В этом состоянии и все физические процессы протекают в очень экономном режиме.

– Так сколько же у нас времени? – спросил Ньютон. – Прежде чем мы начнём медленно умирать от истощения?

– Зависит от особенностей организма. В среднем недели две-три, – невозмутимо ответил Гуру, пережёвывая холодную кашу, и, лишь заметив беспокойство на лицах учеников, оптимистичнее добавил. – Но мы доберёмся до границы Эдема намного раньше. Там мы воспользуемся колодцем – это такие очаги незатвердевшей энергии, бреши в границе локации, – и вернёмся домой.

Ньютон не совсем ясно представлял, как это всё будет выглядеть, но решил не допытываться. Его больше интересовало другое. Минут пять все сидели молча, стуча вилками и ложками в консервных банках. Затем Ньютон заметил высоко в небе парящего орла и спросил: