Аня так и не проснулась от шума, пока Гуру не скомандовал «Подъём». Тогда девушка сонно потянулась и, увидев Корвича, озадаченно спросила:

– Вы чего? – она переводила взгляд с пленника на Гуру, собирающего рюкзак, и наоборот. – Гуру, у нас что, уже закончилась еда?

– Мы выдвигаемся, Анечка, – мягко ответил учитель, совсем на неё не глядя.

Аня ещё раз окинула всех взглядом и удручённо вздохнула:

– Мальчишки…

Когда все уже подготовились к движению, Аня всё ещё усердно смывала кроваво-гнойное месиво с лица Корвича водой и промачивала рану собственным маленьким полотенцем. Кожа вокруг шрама воспалилась. Теперь пленник молчал, но сбивчивое дыхание и выступивший на лбу пот выдавали нестерпимую боль.

– Обработать бы и перевязать, – сказала Аня и вопрошающе посмотрела на Гуру. – Иначе ему скоро придётся ампутировать голову.

Хосе, стоявший возле Ани и пристально следивший за процессом, сначала усмехнулся, но потом серьёзно посмотрел на Гуру:

– Маэстро, Аня права. Нельзя моему пленнику голову ампутировать.

Гуру сначала даже не посмотрел на них. Но потом всё же подошёл и молча протянул Ане походную аптечку из собственных припасов, таившихся в безразмерных карманах шинели.

* * *

Пустыня дышала сухим жаром. Казалось, под толщей солончака, редко поросшего верблюжьей колючкой, черти разжигали костры для грешников, и пламя этих костров обжигало стопы сноходцев даже сквозь толстые подошвы ботинок. Ньютону хотелось разуться и облить стёртые ноги ледяной водой. Но толку от этого было бы мало, да и воды оставалось немного – целая бутылка ушла на рану Корвича, который теперь шагал в абсолютно поникшем молчании и с щедрой белоснежной повязкой на половине лица.

Ньютон оглядывался, выискивая признаки жизни, о которой говорил пленник. Но ничего, кроме мутной ряби на горизонте, в этом месте не двигалось.

Ему хотелось расспросить Корвича о тех двоих, упомянутых в недавнем споре, о Жаке и Броме. Но пустыня изматывала. К тому же не хотелось снова провоцировать Гуру, который теперь почти не оставлял пленника без собственного надзора. Оставалась лишь Аня. Она могла бы пролить свет на прошлое учителя и ученика, но она шла слишком далеко. И Ньютон, по привычке ощупывая пустоту на месте левой руки, в глубине души радовался, что девушка не шла с ним бок о бок.

Когда солнце склонилось к закату, на горизонте показались карликовые деревья, а в трещинах под ногами зазеленели травинки. Вскоре крохотные кривые силуэты оказались невысокими песчаными соснами.

Сноходцы достигли подлеска, когда небо уже разделилось на две половины: красно-оранжевую и тёмно-синюю с проступившими звёздами. Гуру сбросил поклажу с плеч. Корвич сел под деревом, а Хосе повалился на сладко пахнущий ковёр из сухих иголок и шишек, не отпуская верёвку из рук, и легонько застонал.

– Я схожу за хворостом, – сказал Ньютон и бросил свой рюкзак на живот равнодушного от усталости Хосе.

– Я с тобой, – неожиданно сказала Аня и, встретившись с Ньютоном глазами, добавила. – Хочу прогуляться.

Хосе истерически захохотал:

– Ну, конечно! День пути по этой вонючей пустыне – это ж не прогулка!

Аня только скромно улыбнулась. Из всех она одна не выглядела измотанной. Только загоревшей и чуть взмыленной.

– Я лучше сам, – сказал ей Ньютон.

Девушка достала из рюкзака бутылку с водой и сделала пару маленьких глотков, не сводя с Ньютона пристального испытующего взгляда.

– Я сам справлюсь, – мягче повторил Ньютон и направился в ту сторону, где деревья сгущались.

– Конечно, справишься, – Аня оставила бутылку и пошла следом.

Ньютон остановился, когда она обогнала его и зашагала впереди.

– Так ты идёшь? – бросила она через плечо.

* * *

Остановившись с охапкой хвороста в руках, Аня глубоко вдохнула сладковато-терпкий запах хвои и смолы.

– Почти как дома, – блаженно произнесла она, и Ньютон невольно улыбнулся, вспомнив их первую встречу в яблочной роще.

– Здесь есть шишки, – он пнул маленькие бурые шишки под ногами и посмотрел на зелёные, висящие на ветвях. – Может, в них есть орехи?

– Ты ведь шутишь?

– Нет, – серьёзно ответил Ньютон. – А что смешного? В шишках же есть орехи?

– В кедровых шишках – да, – девушка подняла с земли пустышку, подошла к Ньютону и демонстративно расшелушила её. – А это песчаные сосны. В их шишках орехов нет.

– А зачем тогда они вообще нужны?

– Для размножения, – Аня хитро улыбнулась и отошла на несколько шагов в сторону. – Ну, или чтобы делать так.

Она неожиданно обернулась и бросила шишку в Ньютона. Та совершенно не больно отскочила от его груди, и он с недоумением уставился на девушку.

– Ну, давай! – озорным голосом попросила Аня.

Её глаза игриво мерцали в полумраке.

– Что «давай»?

– Брось в ответ.

– Зачем? – Ньютон нахмурился, и, не дожидаясь ответа, вновь принялся за сбор хвороста, каждый раз кладя скудную охапку на землю, чтобы подобрать ещё одну ветку.

Аня обречённо выдохнула:

– Зануда.

Она шла параллельно с Ньютоном и через какое-то время спросила:

– Ты что, правда, никогда не кидался шишками?

Ньютон молчал.

– Родители тебя не водили в лес в детстве?

– Нет, – буркнул он себе под нос.

– Что, и даже с друзьями не играл в лесные войнушки?

– Нет.

Ньютон остановился и сердито посмотрел на Аню, но, не заметив на её искреннем лице ни доли усмешки, смягчился.

– У меня не было друзей, – неожиданно для себя признался он, глядя под ноги. – Мы жили с мамой и с… С братом. В общем, мы часто переезжали. Так что нам было не до походов в лес.

– Прости, – тихо произнесла Аня и грустно улыбнулась в пустоту. – Тяжёлое детство значит?

– Да нет, – спокойно ответил Ньютон, продолжая идти. – Я вовсе не это имел в виду.

– А что же ты имел в виду? – с неожиданно глупым и озорным тоном спросила девушка, и Ньютон почувствовал, как его вновь окутывает раздражение.

Он замер и рассерженно посмотрел на неё, затем покосился в сторону лагеря и заговорил тише:

– Я слышал, что ты говорила Гуру обо мне. Слышал, как ты сказала, что не хочешь видеть меня.

Улыбка сошла с Аниного лица. Девушка сделала шаг к Ньютону.

– Ну, слышал, и что? – спросила она с открытым ясным взглядом.

– Почему ты так разговариваешь со мной?

– Как «так»?