На генерал-поручика посыпались жалобы. Ведь, отремонтировав бани и городские фонтаны, он затем ввел и обязательное пятикратное омовение как для своих солдат, так и для всех горожан, независимо от их вероисповедания, под руководством мулл, за что в доносе христиан писалось, что Суворов «обасурманился и знает язык не только крымских татар, но и турок». Мусульмане в это же самое время жаловались на громкий колокольный звон и частое пение Суворова в церковном хоре.

Все жалобы остались без рассмотрения. Вечно опальный полководец на тот момент был очень нужен империи. Судьба этого великого человека всю его жизнь сопровождалась такими вот уколами со всех сторон. Но он продолжал идти дальше к своей великой славе, служа Отечеству.

От крымской эпопеи генерала остались и его многочисленные приказы для войск: «Соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных званиев местных обывателей… Земские залоги (т. е. местные законы и обычаи) свято почитать, равно российским».

Показательно, что изначально Александра Васильевича отправили на земли Крымского ханства исключительно для руководства сугубо армейскими вопросами, но сохранилось письмо Екатерины II, в котором она отмечает, что и «управление политических дел мне кажется сходственнее поручить Суворову…».

Императрица не ошиблась. Боевой генерал оказался талантливым и даже изощренным политиком, не растерявшимся в водовороте восточных страстей ханства и ловко строящим там свою линию. «…Светлейший хан теперь упражняется в мелких интригах с правительством и здешними магометанами… – докладывал он в Санкт-Петербург. – …И бывают у него некоторые помешательства… Усердному к российской стороне ханскому брату Казы Герай-султану вместо просимых им пятисот рублей, подарил я шестьсот…».

На фоне всех восточных интриг, более присущих профессиональному дипломату, генерал-поручик Суворов планомерно и последовательно создавал на землях «независимого» ханства многочисленные укрепления для русских войск. Их строили его солдаты, или, как выражался сам Суворов, «работные русской армии». Из многих впоследствии в Крыму выросли города или поселки. Да и сам Севастополь, главная база русского флота на Черном море, родился, в сущности, из укреплений Александра Васильевича. Город русской морской славы возникнет в ходе бескровного, но чрезвычайно напряженного противостояния суворовской пехоты с турецким флотом. Как писал в своем рапорте Александр Суворов: «По три батальона дружественно расположились в редутах с обеих сторон Ахтиярской гавани с приличной артиллерией…». «Дружественно расположились…» – полководец обладал очень метким и едким чувством юмора.

Осень и зиму отдельная рота егерей провела основным составом в Гезлеве. В дожди и ненастье хан по полуострову путешествовал очень редко, поэтому у дежурного плутонга дел было мало, и он сидел в предместьях Бахчисарая.

Сменившиеся с дежурства егеря и дозорные отделения откровенно скучали.

– Доколе еще тут сидеть будем, ваше высокоблагородие? – вздыхал Дубков. – Делов никаких у нас нет, одна только тоска тут. А там, на нашем Буге, работы по устройству сколько осталось – годами ее не переделать.

– Пока начальство обратно не откомандирует, так будем здесь сидеть, – тяжело вздохнул Егоров. – Ты думаешь, Макарович, меня на Буг не тянет?

– Ну как же это не тянет? – пожал плечами ветеран. – Конечно, будет тянуть, ваше высокоблагородие. Там ваш Ильюшенька, небось, вовсю уже по избе ползает, а скоро он, вестимо, и ножками по ней пойдет. Эх, да-а, детки растут, а нам вот сиди тут.

– Иван Макарович, ну хоть ты бы над душой не стоял и не бередил ее! – не выдержал Лешка. – И так ведь тошно!

– Все, все, Ляксей Петрович, не гневайтесь, я пойду, караулы пока проверю.

Старший сержант вышел из жарко натопленной комнаты цитадели, где сейчас располагался штаб особой роты. А Лешка вздохнул и продолжил скрипеть пером по бумаге, исполняя просьбу своего начальства. Господин бригадир пару недель назад настоятельно просил подготовить предложения по реформе военного обмундирования.

– Это даже не моя просьба, Алексей, а… – и он кивнул головой наверх. – Догадываешься, кто нас об этом просил? Шесть лет назад перед тайным выходом в Сербию кому ты там чесал про изменения в мундире у своих егерей? Вот-вот, теперь сам вижу, что смекнул. А таким людям, Егоров, в просьбах не отказывают. Так что бери-ка ты в канцелярии большую стопку бумаги, еще чернил и перьев побольше и начинай свой важный и творческий труд. Благо погода и затишье этому весьма способствуют. Сейчас только и сидеть возле горячей печки да казенную бумагу марать. Держи вот, это твое, – и он протянул плотный кожаный футляр. – Чтобы не говорил потом, что начальство твою дорогую зрительную трубу себе прикарманило. Кому ее отдашь? Небось, Гусеву или шурину своему, Милошевичу?

Алексей определил подзорную трубу для дозорного плутонга, именно для разведки она и была особенно нужной.

– Павел Фомич, отдаешь ее под запись в журнале, строго с моего разрешения, – приказал он писарю Осипову, исполняющему в командировке обязанности начальника тыловой группы. – Перед каждой выдачей делаешь особый инструктаж принимающему, а при возвращении внимательно ее осматриваешь. Как зеницу ока эту вещь нужно беречь. Ведь она по меркам мирного времени целой деревни душ в сто, пожалуй, стоит!

«Да-а, скоро к Рождеству будем готовиться, а снег третий раз уже истаивает под крымским дождем, – подумал Алексей. – Вот есть в этом благословенном крае три месяца, когда лучше быть отсюда подальше, где-нибудь в центре России, среди сугробов и заснеженных елок. Так, продолжим…»

«Считаю необходимым унификацию всей имеющейся армейской формы, – прочитал он переписанный на чистовую лист. – Новая форма должна быть простой, удобной и вместе с тем красивой. Армейские полки должны получать каски, куртки и шаровары одинакового покроя. Все отличия у солдат могут быть только лишь в цвете погон и в количестве или цвете галунов на их мундире.

Было бы вообще разумным уйти от нынешних мундиров, более предназначенных для строевых смотров и парадов, чем для полевой службы и боевых действий. Сейчас солдату это весьма затруднительно, учитывая, что он затянут в несколько кожаных ремней и даже летом одет в два шерстяных мундира. Он носит длинные, непременно напудренные и смазанные салом волосы косой, которая, дабы не болтаться и быть прямой, еще и заплетается вокруг железного прута.

Одежда же его должна быть такова, чтобы он вскочил со своего спального места в сапоги, в минуту натянул на себя все, включая и военную амуницию, схватил ружье и пошел бы сразу в бой.

Особенно хотел бы обратить Ваше внимание на введение летней полевой формы, скроенной из легкого белого полотна, учитывая то, что боевые действия будут вестись в жаркой и южной местности».

«Нда, дадут тебе летнюю форму, догонят и еще раз поддадут, – подумал Алексей. – Переделать косную военную бюрократическую машину – возможно ли вообще такое? Это каким же весом должен обладать человек, проталкивающий такую реформу?! Хотя Потемкин Григорий Александрович – это ведь действительно “глыба”! Человечище! Ладно, попробуем продвинуть через него свои мысли, авось, что и получится разумное. Так, переходим к детализации по родам войск. Первая у нас – это артиллерия, которая делится, соответственно, на полковую и полевую. Затем идет кавалерия, состоящая сейчас из тяжелой конницы – кирасиров и карабинеров, армейской – драгун и легкой – гусар. Ну и иррегулярной – казаков. Основной род войск – пехота – подразделяется на обычных мушкетеров и на отборную – в виде гренадеров. Еще в ней есть специализированные подразделения: пионеры или саперы, ну и, собственно, мы, егеря. У каждого из перечисленных родов войск при их относительной унификации обязательно должны быть и свои отличия, как в форменном обмундировании, так и в амуниции».