– После того как побывал под кроной ивы. Когда я попал под дождь из ее слез, что-то во мне изменилось. Я не могу объяснить, что со мной произошло. Это непостижимо… Чарити, обратись к иве. Она поможет тебе.

Чарити покачала головой:

– Нет. Я просто… не могу.

– Может быть, еще не время… – Он коснулся ее руки.

– Здесь, в мансарде, моя бабушка провела последние минуты. – Чарити встала и подошла к двери на балкон, находящейся у противоположной стены.

Далтон последовал за ней. Она открыла дверь, вышла на балкон и посмотрела на море, опираясь руками на шаткие перила. Наверняка после трагедии их заменили. Что могло заставить Мэрилин уйти из жизни? Почему она шагнула навстречу смерти?

– Хочу, чтобы Дэйзи больше никогда не приходила сюда.

– Мы запрем обе двери. – Далтон попробовал раскачать одну из досок. – Завтра я здесь все укреплю.

– Спасибо. Ты настоящий друг. – Чарити была тронута до глубины души. Как бы она справилась без него?

– Мы с тобой нашли друг друга, ты сделала для меня так же много. – В его зеленых глазах блеснуло солнце.

– В таком случае окажи мне услугу.

– Слушаю.

– Ты знаешь, скоро состоится бал. И мне нужна пара, – со вздохом призналась Чарити.

Далтон тихо засмеялся:

– А как же Ред? Он же приглашал тебя на свидание?

Чарити уставилась в небо.

– Несколько недель назад он сообщил мне по телефону, что встречается с женщиной, хозяйкой кафе. То ли Брунгильда…

– Наверное, Бриелла. Почему ты мне не рассказала?

Она повела плечом и отвернулась.

– Стыдно стало.

– Стыдно?..

– Сбежала от мужчины, даже ни разу с ним не встретившись.

Далтон от души расхохотался.

– Он увлекся другой, а ты виновата?

– У меня весьма скудные познания в этой области, – промямлила Чарити.

– Хорошо, я буду твоей парой на балу. Но дарить цветы и все такое прочее не собираюсь. Согласна?

– Можешь просто украсть их из моего же сада.

– Всегда пожалуйста.

– У тебя есть два месяца. Поучись танцам. Я скажу Гарольду, что тебе нужна помощь. – Чарити вернулась в мансарду.

– С чего ты взяла, что мне нужна помощь? – Далтон последовал за ней и запер за собой дверь.

– Я тебя застукала в саду, ты за работой слушал радио и танцевал. Под тяжелый рок. – Она хихикнула.

– А может, я рок-звезда? – Он запер вторую дверь, ведущую в дом, и они направились вниз.

Игра становилась опасной. Луиза сидела на пирсе с удочкой. Гарольд пристроился рядом, как всегда импозантный. Но двадцать лет назад он разбил ее сердце, и хотя теперь она стала другой, в душе Луиза осознавала, что Гарольд в состоянии разбить его еще раз – если она ему позволит.

– Мы недавно ходили пить кофе, так ты вроде не хромала…

Луиза не хромала много лет. И лишь в тот момент, когда она увидела Гарольда, хромота вернулась. Необъяснимо. Видимо, дело в растерянности.

– Чего я только не перепробовала! И гимнастику, и терапию…

А вот Марвин Криди, за которого Луиза вышла замуж после того, как Гарольд в очередной раз ее бросил, считал хромоту частью ее шарма. «Моя птичка-хромоножка», – ласково говорил он.

Луиза не сломилась. И однажды вопреки прогнозам врачей победила хромоту. Конечно, Марвин по-прежнему называл ее своей птичкой, только теперь уже птичкой, парящей высоко в небе. Луиза скучала по Марвину. Ей было очень одиноко. Но она все преодолела. Она сделала свой выбор – непросто выжить, а больше, чем выжить.

Множество женщин потеряли мужей. Луиза для себя разделила их на два лагеря. Одни вечно угрюмы, их лица омрачены глубокой скорбью и еще более глубокими душевными ранами. После потери супругов эти женщины никогда не покинут лагерь безутешных вдов и пройдут свой земной путь в одиночку. Однако есть и женщины из другого лагеря. Эти вдовы сначала горюют, а затем сбрасывают траурные одежды одиночества и надевают ярко-красные шляпки. Их можно встретить в ресторанах, они весело смеются, они восхищаются новорожденными, занимаются шопингом, носятся по залам «Уолмарта» и напевают. Конечно, Луиза предпочла лагерь жизни лагерю сожалений.

– Ты вышла замуж за Марвина Криди. – Гарольд закинул удочку.

– Клюет? – Луиза показала на то место, где леска исчезла под водой, оставив на волнах след в форме треугольника.

– Нет. Наверное, краб пробует.

Луиза подставила лицо солнцу.

– Марвин был хорошим мужем. И практически оставил бизнес, когда мы с ним начали встречаться.

– А твои родные?

– Мне было семьдесят, когда их не стало. Оба ушли в один год: мама в девяносто один, отец в девяносто три.

Гарольд коснулся ее руки:

– Соболезную. Вы всегда были близки.

– Несколько лет я сдавала родительский дом в аренду. А через год после смерти мужа решила его продать. Я еще ребенком любила дом Марвина. Конечно, в то время там жили его родители, это потом отец оставил Марвину все. А я мечтала – вот бы поселиться за этим чудесным белым штакетником! – Она почувствовала клев и дернула удочку. Леска пошла легко; очевидно, наживку съели. Луиза не расстроилась; она дышала полной грудью, наслаждаясь океанским воздухом и присутствием Гарольда. Прошло больше двух десятков лет, но его запах был по-прежнему знакомым. И это ощущение обязательно останется с ней вечером, когда она будет засыпать.

Далеко впереди линия горизонта отделяла море от неба. Таким насыщенным синевой небо бывает только после шторма. Невыносимо синее, невыносимо яркое небо. Вот что в мире вечно.

* * *

Чарити и Дэйзи сидели за кухонным столом, откуда был виден сад.

– И как я только справлюсь со всем этим без Далтона?

– Он уезжает? – вскинула голову Дэйзи.

– Когда-нибудь уедет. Я не имею в виду, что он уже чемоданы пакует или что-то в этом роде, но его ждут в Джексонвилле. – Чарити не отрывала взгляда от морковки, которую собиралась сгрызть. При упоминании об отъезде Далтона аппетит пропал. Да, придется привыкать. У него другая жизнь. Они всего лишь друзья. Для Далтона этого достаточно, и потому должно быть достаточно и для Чарити. Хотя в глубине души… – В Джексонвилле вся его жизнь.

Дэйзи пожала плечами.

– Здесь тоже его жизнь. – Она привязалась к Далтону, а для девушки ее возраста, которая целый год бродяжничала, такая дружба много значит.

– Я бы сама хотела, чтобы он остался. И все же в Джексонвилле вся его семья.