— Я — Крис! Поднимайтесь на борт!

На палубе уже горел один фонарь, и Антонио зажег от него второй, пока парни поднимались по сходням. Тем не менее мне потребовалась пара секунд, чтобы признать в них Бена Бенсона и Рыжего Джека. Мы радостно завопили, бросились жать друг другу руки и так далее. Я представил им Антонио. Они не могли перекинуться с ним парой слов, поскольку он не знал английского, а они говорили только по-английски, но мы все заулыбались и снова обменялись рукопожатиями. Будь они французами, мы бы обнялись. Но они не были французами. Сейчас, когда я иногда обнимаю мальчиков здесь в Молодежном центре, я сожалею об этом.

Капитан Берт назначил Лесажа капитаном «Виндворда», сказали они. Они недолюбливали Лесажа и решили наняться на другое судно. Я спросил, стоит ли «Виндворд» в порту сейчас, поскольку хотел еще раз взглянуть на корабль и при возможности поговорить с Лесажем о Валентине. Они сказали, что он ушел с неделю назад. Я решил, что на самом деле Бен Бенсон и Рыжий Джек просто замотали отплытие — возможно, по пьяному делу, а возможно, потому, что еще не спустили все деньги. Тем не менее я с радостью взял обоих в команду. Они были моряками, причем хорошими.

Я показал парням «Кастильо бланко» — все, кроме двух маленьких кают под ютом. Однако я ни словом не обмолвился об Эстрелите — это дело их не касалось — и даже не вспомнил про проклятие. Может быть, если бы я упомянул о нем тогда, впоследствии все сложилось бы иначе. Может быть, но вряд ли.

Пока я водил ребят по кораблю, Антонио сгонял на «Магдалену» и вернулся с бутылкой рома. Мы четверо принялись выпивать, и я немного рассказал о своих планах: из Порт-Рояля мы направимся на Испаньолу, если не укомплектуем здесь команды полностью, а потом двинемся на юг вдоль побережья Испанского материка в поисках добычи. Португальцев мы не станем трогать, сказал я. Дальше на юг живут испанцы, в серебряной стране, но я сомневаюсь, что мы доберемся дотуда. После этих моих слов на лицах парней отразилось легкое разочарование, чего я и добивался.

Потом нам оставалось только отправиться на боковую. Рыжий и Бен пошли в носовой кубрик, чтобы подвесить там свои койки. Мы с Антонио пожелали друг другу доброй ночи, и он вернулся на «Магдалену». Когда явился Бутон, чтобы принять вахту, я коротко проинструктировал его и удалился в капитанскую каюту — не такой твердой поступью, как мне хотелось бы.

Моя постель уже была постлана на полу. Я не помнил, чтобы стелил ее перед тем, как покинуть каюту, но решил, что, видимо, все-таки постелил. Когда я скользнул под покрывало, там меня ждала Новия, голая и полная страсти.

Потом я заснул первым, как случалось почти всегда. Однако той ночью я проснулся, когда били две склянки. Новия продолжала спать, а я лежал, размышляя над словами Бутона, что все женщины лгут. Конечно, он был прав. Они лгут. Все мужчины тоже лгут. А я больше очень и очень многих, хотя изо всех сил стараюсь не лгать здесь. Сабина-Новия солгала, поскольку любила меня и хотела взаимности. Я бы лежал в постели со лживым человеком, даже если бы лег один. Есть ли на свете женщины лучше ее? Я не мог такого представить.

Выйдя из Порт-Рояля, мы обогнули мыс Морант и двинулись на север к Наветренному проливу с намерением проверить, как обстоят дела на французской части острова. Но прежде чем продолжить повествование, я должен упомянуть о нескольких обстоятельствах.

Все переделки, которые я хотел произвести на «Кастильо бланко», были выполнены. Мне не понравилась новая дверь капитанской каюты, и я приказал плотникам поставить другую — потолще, с порогом повыше, чтобы вода не затекала, с замком понадежнее и так далее. Все остальное меня абсолютно устраивало — на первых порах.

Я поставил в капитанскую каюту кормовое орудие, длинноствольный девятифунтовик, который мог вести огонь из заднего окна, находившегося прямо над рулем. Я хотел обеспечить корабль носовым и кормовым орудиями такого же калибра, как бортовые пушки, и так и поступил. Мы начали с трех четырехфунтовиков по каждому борту. Потом мы их продали и купили десять девятифунтовиков по пять на каждый борт. Большее количество пушек неизменно вредит мореходным качествам судна, поскольку вес слишком велик, но если оно не перегружено орудиями, мореходные качества не особо страдают. С двенадцатью девятифунтовиками на борту «Кастильо бланко» не был перегружен.

К слову о моем кормовом орудии: когда мы устанавливали его в каюте, я осознал один очевидный факт, над которым никогда прежде не задумывался. Судно, идущее с бушпритными парусами, не может выстрелить из носового орудия, если только капитан не хочет разнести свои бушпритные паруса в клочья. Это заставило меня еще больше полюбить кливера. Мы сняли оба бушпритных паруса и отнесли в трюм. Никто в них не нуждался.

Еще до отплытия Рыжий Джек привел на корабль двух парней, о которых говорил Антонио, и это оказались Большой Нед и Маху. Маху болтал без умолку, а Большой Нед почти не раскрывал рта, но, боже, как же я обрадовался своим старым знакомым! К тому времени «Магдалена» стояла на якоре поодаль от берега, но Азука заметила троих мужчин и вместе с Вилли сплавала за ними на шлюпке. Все перезнакомились друг с другом, и мы закатили пирушку.

Между службой на пиратском корабле и службой на торговом судне есть три большие разницы, которые объясняют, почему столь многие моряки становятся пиратами. Во-первых, у нас люди имеют бо́льшую свободу действий. Если команда недовольна капитаном, она может сместить его голосованием. Капитан обязан поддерживать дисциплину, и команда знает это, но он не вправе поступать несправедливо — иначе лишится своего поста. Я бы и с собакой не стал обращаться так, как некоторые капитаны торгового флота обращаются со своими подчиненными.

Во-вторых, у нас каждому человеку приходится работать меньше — главным образом потому, что численность команд столь велика. Если кто-то не выполняет своих обязанностей, обычно никто его не заставляет. Это опасный признак, о чем большинство людей знает. Когда старшина прекращает попытки привлечь халявщика к работе, последний понимает, что долго на борту не задержится. Иногда он совершает над собой усилие и начинает работать усерднее всех остальных, но такого рода человек редко трудится в полную силу дольше нескольких дней и в скором времени снова начинает относиться к делу наплевательски. Тогда нерадивца высаживают на каком-нибудь острове, и, если там нет пресной воды, ему крышка. Изредка такого человека высаживают на берег материка. В девяти случаях из десяти его хватают испанцы, и он кончает жизнь на виселице.

В-третьих, как все уже поняли, у нас заработки лучше. Конечно, пират рискует жизнью за них, но обычный матрос тоже рискует. Что, если пираты захватят его корабль? В каждом втором случае они всех убивают. Вы хотите быть на победившей стороне или на проигравшей? На стороне, где люди хорошо зарабатывают, или на стороне, где за тяжкий труд платят сущие гроши?

Я полазал в интернете и нашел кое-какие сведения о пиратах. Вдобавок связался с парнем, неплохо знающим предмет, и мы с ним обменялись электронными письмами. Одно из его заблуждений (которое разделяют авторы многих книг) состоит в следующем: он считает, что на военном корабле дисциплина была строже, чем на торговом. Я никогда не служил на военном корабле, но разговаривал с капитаном Бертом при каждой возможности и с несколькими другими людьми, ходившими на них. В частности, с Рыжим Джеком и Новией. Судя по их словам, в плане дисциплины военное судно представляет собой нечто среднее между торговым и пиратским кораблями.